Как у тебя вообще повернулся язык сказать такое? Чтобы я сделал ей больно?..
Бл**ь, да. Я сделал ей больно всего раз, не сказав ей правды, я ударил ее неосознанно, сам того не понимая, когда и как, и вспоминать об этом сейчас… пропускать с твоими словами высоковольтным разрядом по нервам, венам и костям, умудряясь не терять сознания и рассудка, равносильно резать себя по живому там, куда не способно добраться ни одно механическое оружие… Я бы все сейчас сделал, чтобы наказать себя за это по настоящему, а не твоими жалкими игрушками, если бы знал, что она это увидит и поймет, на что я действительно готов ради нее.
— Дэн. Ты не виноват в ее уходе. Именно она не дала вам шанса, ни одному из вас. И она подрезала тебя настолько, что ты до сих пор не можешь выкарабкаться из этого дерьма, из собственных комплексов, страхов, предубеждений и раскормленной тобою боли. И ты так влюбился в это состояние, что начал его путать с ощущением ее близости. Дэн, любовь не убивает человека, она дает ему крылья, возвышает его, заставляет надеется, верить и идти к своей заветной цели. Ты за эти годы хоть к чему-то пришел? У тебя была цель, хотя бы одна, хоть что-то, ради чего ты готов был потратить месяцы и годы, чтобы достичь желаемых результатов? То, что тебя толкало, двигало вперед, насыщало новыми идеями, силами и стремлением преодолеть любое, даже самое неприступное препятствие. В том-то и дело, что ничего. Ты как превратился в полное ничто за эти годы, так ничем и остался, оставляя после себя одну пустоту, полную безысходность и бездну непреодолимого отчаянья. Не мне тебе говорить и уж тем более учить, что все находится в твоих руках. Было бы желание и цель…
— А какой смысл… ради чего?.. — сколько людей и с какой интонацией говорили эти слова? Находились ли они в тот момент на том же краю, что и я, чувствуя, как замирает и леденеет в груди сердце от осознания самой банальной и такой невесомой мысли: всего шаг… один лишь шаг и все закончится… больше ничего не будет… ни чувств, ни меня… ни тебя…
Я произношу это спокойно, будто и вправду больше ничего не ощущаю, словно пытаюсь обмануть не только Алекса, но и самого себя. Хотя внутри все разрывается, кипит и лопается от выворачивающей боли… от ненормального желания закричать, сорвать голос, вырвать из собственного сознания остатки здравого разума. Я не хочу больше ничего слушать, какой в этом смысл, если все равно ничего не изменится…
— Только не надо мне тут заливать, что тебе больше нет ради чего жить, твоя жизнь давно закончилась или даже не начиналась. Бл**ь, Дэн, у тебя на руках больной сын, да ты жилы из себя должен рвать, чтобы сделать для него все возможное и невозможное. Или ты уже заранее поставил и на нем крест? Еб**ь твою Эллис в жопу. Хочешь сказать, что из-за нее ты готов плюнуть на жизнь своего единственного ребенка?
— Хватит. Все, — когда же этот ад наконец-то закончится? Почему мне просто не дадут уйти отсюда? Оставьте меня в покое. Дайте хотя бы сдохнуть в тишине и без ваших гребаных качелей. У меня скоро все извилины вывернут наизнанку от ваших мозготрясок…
Я сам не понимаю, почему еще стою на коленях и не падаю, почему не сгибаюсь пополам, не вжимаюсь лбом в паркет и не рву с корнями волосы на голове.
— Тогда останови это сам. Сделай хоть что-то, хотя бы один шаг из этой клоаки.
Я не заметил, когда он снова вынырнул из плотных сумерек комнаты и моего затуманенного сознания, прорвавшись сквозь переминающиеся пятна бесформенной дымки к моим полуослепшим глазам, нагибаясь чеканной маской ожившего языческого божества над моим выбеленным от нереальной боли и зашкаливающих страхов лицом. Гибкие сильные пальцы с широкой теплой ладонью охватывают сверхкрепким зажимом основание моей шеи, вжимаясь в изгиб трапеции над ключицей и в болевые узлы на спине, будто пытались не просто зафиксировать и удержать положение моей головы в нужной точке, а скорее влить невидимой но весьма ощутимой инъекцией под кожу часть физических сил своего хозяина.
— КАК? Что я должен такого сделать, твою бл**ь? — прохрипеть или прорычать в глаза лучшему другому, едва различая его черты и едва осознавая что балансирую на этой грани всего в ничего от возможности сорваться…
— Прими это наконец. Признай, что ее вины в этом не меньше, чем твоей. Что из-за нее ты и докатился до подобного состояния, что это она тянула тебя все эти годы на дно. Она тебе мешала и мешает жить дальше, дышать, двигаться вперед и смотреть в будущее. Она очаг твоей болезни, твоего долбанного хронического воспаления. И эта боль не исчезнет и не сойдет на нет, пока ты не поймешь, что ты не виноват в ее уходе. Это был только ее принятый выбор, ее осознанное решение, на которое ты лично ничем не повлиял, но и ничего не предпринял, чтобы его изменить. Отпусти это гребаное самовнушение, избавься и очисти свой разум хотя бы на несколько секунд. Попробуй прожить без этого груза хотя бы несколько мгновений, не чувствуя его пресса и сдавливающих на горле тисков. Отпусти ее, разожми пальцы…
"Если она действительно часть тебя, она не выскользнет из твоих ладоней и из тебя тем более… То, что твое, останется твоим навеки, за него не надо держаться мертвой хваткой, оно прописано и прошито в тебе красными нитями на всю глубину, вросло в тебя корнями и слилось с твоей кровью, кожей, нервами и всей твоей сущностью одним цельным, единым и вечным… "
Я уже реально не соображаю, слышу ли слова Алекса, понимаю ли из значения, и насколько я еще нахожусь сознанием в этой реальности, а не проваливаюсь, не погружаюсь в вязкую смолу парализующего забвения. Продолжает ли он говорить, или мне только чудится? Я слышу… нет, скорее ощущаю звучную вибрацию растворяющегося голоса на поверхности и в глубинах оцепеневшего рассудка, на дрожащих струнах обнаженных чувств и пульсирующей боли…
Я пытаюсь расслабиться? Это нереально, невозможно… Эту боль нельзя снять… если я разожму пальцы… она вырвет их мне вместе с костями.
— …ТЫ должен сделать этот шаг. Никто его за тебя не сделает. Ты смог прожить без ее фотографий несколько дней и при этом не истек кровью и не убился в нервных припадках о стены. Если тебе это удалось в твоем надорванном состоянии, то когда ты избавишься от чувства вины, может ты даже вспоминать о них перестанешь. Дэн, это проще, чем тебе кажется. Достаточно увидеть в воображении результат поставленной цели и твои пальцы инстинктивно ослабят хватку. Избавься от ее давления. Почувствуй, что это такое — дышать полной грудью и абсолютно чистым кислородом. Хрен с ней, пусть будет рядом, но пусть она не мешает тебе идти вперед.
— Я не могу… — да, не могу и не понимаю, что от меня хотят… зачем заставляют подняться, пройти несколько заплетающихся шагов к камину, едва замечая и ощущая, что делаю, говорю и о чем думаю. В таком состоянии думать невозможно. И кто сказал, что я вообще чего-то сейчас хочу?
Мне надо уйти отсюда, я ни хера не соображаю, не вижу и не воспринимаю. Я устал… дико устал. Она вытянула из меня все силы, все что еще оставалось и тлело во мне последние минуты этого гребаного сумасшествия, срезала до основания все сухожилия и топила изнутри выбивающей слабостью, жидким азотом сковывающего онемения. Я даже не понимал, как еще дышал, почему сердце продолжало биться болезненными судорогами о клетку ребер. Если бы Алекс меня не поддерживал и не помог опять опуститься на колени перед чугунной каминной решеткой, я бы попросту рухнул на паркет и на вряд ли это почувствовал и запомнил.
