Она топит меня, душит, режет, рвет изнутри и снаружи, нещадно удерживая мое сознание на поверхности этой гребаной реальности ладонью Рейнольдза, его пальцами, вцепившимися в мои волосы над затылком и направляющими мой взгляд к тебе, к твоим догорающим фотоснимкам. И я пытаюсь, через хрипящий стон, через бессмысленные конвульсии припечатанного к полу тела вырваться, потянуться… бл**ь… протянуть к тебе хотя бы руку…
Это не может быть правдой. Я не мог тебя опять потерять и тем более так. ОПЯТЬ. И на этот раз добровольно…
Господи. Нет. НЕТ. НЕТ. Как такое возможное? Почему? За что?
— …Дэн, бога ради, прекрати… Ты меня слышишь?..
Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ СЛЫШАТЬ, ТЫ, ЕБ**УТЫЙ УШЛЕПОК. Ты убил ее, сука. Ты забрал ее у меня, забрал последнее, что было моим от нее.
— …Они все целы… Это не они. Дэн, ты слышишь?.. Я сделал копии. Все твои фотографии целые и невредимые, все до одной…
Я все равно не понимаю не единого произнесенного им слова, для меня это был только шум, бессмысленный набор звуков с бесплотным давлением чужих пальцев в моем агонизирующем рассудке. Сейчас меня глушило и расщепляло на атомы одним из сильнейших взрывов собственной смерти, единственной "живой" черной дыры нашей мертвой Вселенной.
Последний глоток… твоего кислорода… с запахом паленой бумаги, побелевшим пеплом моей догорающей сущности. Неужели я потерял тебя… теперь навсегда, мою любимую девочку, твое лицо, взгляд, глаза… Как, бл**ь, как я теперь буду жить без всего этого дальше? КАК?..
Господи… что это было?.. Последний взрыв смерти, последняя вспышка затянувшейся агонии… остановка пульсации застывшей черной материи в полной пустоте и абсолютного ничто?..
Ее больше нет? Она умерла?.. Теперь уже навсегда и по настоящему?.. Я действительно больше ее не чувствую?.. Я не чувствую в ней тебя?..
* * *
— Ты ничего не хочешь мне сказать? Совсем-совсем ничего? — Алекс стоял в открытом проеме входа в спальню, облокотившись плечом об угол косяка, и, скрестив на груди руки, как ни в чем не бывало наблюдал за моими действиями в позе невозмутимого (и почти скучающего) вынужденного зрителя.
Я даже не сразу обратил внимания из-за теней дверной ниши во что он был одет. Вернее, делал вид, что вообще его не замечаю, и меня нисколько не волнует его приход.
— Через час за мной приедет такси. Кажется, я попросил слугу тебе это передать. А что-то сказать тебе лично… — апатично пожимаю плечами, все еще не оборачиваясь к нему лицом, и так же не спеша, без особого интереса, продолжаю собирать в дорожную сумку свои последние личные вещи. — Разве мы с тобой не наговорились за этот месяц буквально до рвоты? Или ты ждешь прощальной речи со словами благодарности за свое щедрое гостеприимство?
Не скажу, что часть этих вещей так уж была для меня ценна, но по крайней мере, я мог себя хоть чем-то отвлечь, пока ждал приезда таксиста. И на приход Алекса перед своим отъездом из Рейнхолла я точно не рассчитывал.
— Так ты что и прощаться даже не собирался? — Лекс учтиво промолчал о том факте, что в его особняке на данный момент проживает не менее дюжины профессиональных слуг элитного уровня, способных собрать мой багаж за считанные минуты и в самом безупречном исполнении. Наверное его даже забавляло наблюдать за тем, как это делал Дэниэл Мэндэлл-младший, изображающий из себя отмороженного и бесчувственного зомби.
— Не хотел тебя беспокоить понапрасну. Я ведь итак… отобрал у тебя кучу личного времени, которого мне просто не чем теперь ни возместить, ни компенсировать.
Мне действительно так было на порядок легче… ничего не чувствовать, стараться ни о чем вспоминать и уж тем более не анализировать все последние дни нашей провалившейся с таким шумным треском совместной безумной авантюры… А говорить о последнем эксперименте Алекса с сожжением копий моих фотографий?.. Что я мог ему сказать? Что более жестокого и смертельного удара в спину от самого лучшего и близкого друга я вообще никогда еще не получал за всю свою сознательную жизнь? Что он в который раз лоханулся и буквально по черному, и что я мог бы стерпеть и простить ему все, даже раскаленный железный фаллос мне в анус, но, бл**ь… это…
Неужели так сложно понять столь очевидное? Это не та тема разговора, которую я теперь когда-нибудь соглашусь добровольно с ним обсудить. Мне хватило сил сохранить в тот вечер остатки здравого разума только, когда он сунул мне под нос все оригиналы сожженных им до этого снимков, буквально через несколько минут после моего очередного психического срыва. Даже после этого меня продолжало колотить и ломать по всем вспоротым болевым узлам, выбивать нервной лихорадкой и душить затягивающимися петлями панического удушья в неконтролируемом припадке чистейшего безумия. Пока мне не сделали очередного укола с сильным снотворным, я вообще не знал и не соображал, как это все остановить, как загасить эту ненормальную боль, где найти силы осмыслить произошедшее и как поверить в то, что тебя все равно нет… Нет рядом, когда ты мне так нужна, когда только ты могла все это прекратить, одним реальным прикосновением, одним взглядом живых реальных глаз, ласковым шепотом и нежными пальцами снять этот кипящий жар с моей воспаленной кожи и разрывающегося сознания. Сколько еще дней, месяцев и лет я должен переживать все эти бесконечные круги ада, чтобы осознать это до конца?.. Что ты никогда не появишься… не придешь… не вернешься…
"Неужели ты и вправду думал, что я смогу уничтожить самое ценное, чем только может жить человек или благодаря чему он и живет?.." — Алекс оставался со мной в тот вечер до последнего, то ли успокаивая, то ли объясняя (или оправдывая) свой провалившийся эксперимент. Практически держал меня за руку или следил за моим пульсом, ожидая, когда лекарство окончательно подействует на мою сорвавшуюся ко всем чертям нервную систему. "Уверен, когда-нибудь ты и сам захочешь это сделать. Иногда такие вещи полезно совершать время от времени. Огонь обладает сильнейшими гипнотическими свойствами, не зря человек никогда не устает смотреть на него… Я знаю, сейчас ты меня за это ненавидишь, но, поверь, никто другой ради тебя на такое бы не пошел. Ты можешь сжигать ее сколько угодно, в порывах бешенства или полной безысходности, чтобы в конечном счете однажды понять и принять данную истину — она виновата в своем уходе от тебя не меньше, чем ты. Не держи этот груз за двоих. Она ушла, ты не смог ее остановить. Больше ничего…"
Может он еще что-то мне говорил, но я не запомнил, провалился в сон, хотя и продолжал дрожать и порывисто втягивать воздух надорванными легкими. Больше я его не видел, до сего момента. Правда, на это тоже ушло не много времени. Я проснулся где-то в начале одиннадцать утра. Какое-то время меня продолжало мутить и шатать, пока не пришлось принять еще одной дозы прописанного доктором Кэмпбэлом лекарства вместо первого завтрака. Видеть Алекса я так и не пожелал, особенно, когда меньше, чем через час твердо решил вернуться в Леонбург этим же вечером. Не настолько уж это было и спонтанно. Я знал, что оставаться в этом доме было не то что бессмысленно, похоже я уже вообще ничего не чувствовал и не хотел чувствовать по этому поводу и в этом месте.
