Сам неспешно заводишь мне руки за спину, скользнув обхватом обеих ладоней по всей длине их изгибов, оставляя зудящие отпечатки собственных касаний на самых чувствительных участках моей немеющей кожи, перед тем как свести вместе мои запястья и прижать их к копчику. Я и балансировала на этих неустойчивых опорах расшатанной реальности только благодаря тебе, практически уже не соображая, а только чувствуя — пропуская через свое тело все это безумие с твоими прикосновениями и тобой. Неосознанно дергаясь, несдержанно всхлипывая и сжимаясь, прикусывая до боли губу и пытаясь стиснуть сильнее бедра, зажать между ними опухшие дольки половых губ и пульсирующий во влажных складках горячей вульвы возбужденный клитор, пока впитывала порами и эрогенной поверхностью эпидермиса твое анестезирующее тепло. Пока еще могла определять давление твоих пальцев и осознавать насколько ты близок от возможности взять меня без какого либо сопротивления с моей стороны.
Да, твою мать. Я ХОТЕЛА. Хотела тебя до одури даже сейчас, даже в этой унизительной позе, панически вздрагивая от холодного скольжения гибкой полосы кожаного ремня под изгибами моих локтей. Млея, цепенея и замирая под каждым из твоих уверенных жестов и вымеренных движений, накручивающих на моих руках плотные восьмерки из длинного широкого жгута. И я действительно спятила, окончательно и безвозвратно, умирая от страха и… шокирующего возбуждения, от ощущения инородного предмета, стягивающего мою кожу твоими пальцами самой тугой и неразрывной фиксацией. Меня трясло, крыло липкой испариной панического удушья, но я знала, что это ты связывал меня, лишая какой-либо возможности высвободиться, не говоря уже о попытках к рефлекторному сопротивлению. Это было не просто полное поражение с безоговорочным признанием моей окончательной капитуляции. Я знала, что не уйду из этой комнаты по собственному желанию, и не потому, что ТЫ мне не позволишь… а потому что я уже и не хотела этого сама, вернее, абсолютно об этом не думала.
Глухой щелчок пряжки на уровне моих запястий с последней затянутой петлей под замок ремня. Конечно я дернулась, может даже попыталась шевельнуть пальцами и руками, вот только тугой бандаж на стянутых друг к другу изгибах обоих локтей не позволил сдвинуться им даже на миллиметр. Тупая ноющая боль резанула почти до костей… неожиданной сладкой растяжкой. Я только успела всхлипнуть, удивленно раскрыть ротик, отказываясь понимать, что со мной происходит и почему меня так плавит под этими горячими "ожогами" по коже, растертыми полосами жестких жгутов. Ты не дал мне и пяти секунд, чтобы прийти в себя, свыкнуться с этим совершенно новым для меня открытием, буквально сразу обхватывая ладонями мои ягодицы и… приподнимая их вверх над моими ступнями, над каблуками туфель и голенями ног.
Господи всевышний.
— Разведи коленки в стороны и старайся не шевелиться.
Ты серьезно? Ты думаешь я способна проделать этот головокружительный трюк в подобном состоянии и не рухнуть раньше времени на тех же трясущихся коленях? Я ведь не падаю только благодаря твоим поддерживающим рукам.
— Эллис. Ты меня слышишь?
Да, твою мать, слышу. И судорожно цепляюсь сознанием именно за твой голос, за то, что это ты, а не кто-то другой. За то, что я умираю сейчас в этих несовместимых для жизни противоречивых эмоциях и ощущениях с наивной попыткой продержаться хотя бы еще несколько ничтожных секунд, совершая невозможные для себя телодвижения.
Разъехаться коленками по гладкому паркету и не растянуться, почти не чувствуя обмороженным лбом очень жесткого давления плитки и как на нее сбегают капли моих слез, то ли боли, то ли… острого наслаждения. Встать, вывернуться перед тобой самой развратной позой, осознавая, как это выглядит со стороны, как я выгляжу при этом сама прямо напротив твоих глаз…
Я все-таки не выдержала, вскрикнула, дернулась, едва не завалившись от собственного импульсивного толчка корпусом вперед.
— Я же сказал. НЕ ШЕВЕЛИСЬ.
О, боже. Нет, это был не удар, это оказалось невесомое прикосновение твоих пальцев к моим половым губам, их скользящих подушечек, едва-едва задевающих гладкую поверхность моей сомлевшей кожи, с одновременной хваткой твоей второй руки, прижавшей мои завязанные запястья к спине более удерживающей (и более болезненной) фиксацией на все мое неустойчивое тело. Это был тот самый предел, когда рассудок и тысячи нейронов попросту начинали лопаться в голове плавящимися искрами от нереальных ощущений, растекаясь по телу двумя несовместимыми волнами — физической болью и… запредельным возбуждением.
Ты даже не остановился, не дал мне прийти в себя, не позволил хотя бы успеть осознать, что со мною происходит и что ТЫ со мною делаешь. Просто накрыл меня ею, вогнал мне в кожу ее обжигающие кристаллы невыносимой эйфории. Мне только и оставалось, как балансировать в этой реальности и буквально на кончиках твоих пальцев, растягивающих по складкам моей вульвы и половым губам нестерпимые узоры порочной истомы. Всхлипывать, дрожать, жмуриться со всей дури, когда их давление переходило в едва ощутимое бесплотное скольжение легкого перышка или в более осязаемый нажим на самые чувствительные эрогенные точки. Иногда я реально не могла понять, были ли это твои пальцы или кончик горячего влажного языка, вырисовывающего точечной пульсацией по твердой вершине воспаленного клитора или по опухшему тугому колечку вагинальной щелочки. И это действительно было просто невозможно, невероятно, за гранью здравого восприятия. Ты вскрывал мои сверхэрогенные зоны до такой запредельной гиперчувствительности, о наличие которой в самой себе я никогда и не подозревала. И это на самом деле была настоящая пытка — пытка наслаждением и сладкой болью. И я не просто спускала под трением твоих пальцев, я ощущала свои стекающие по вульве соки на уровне с прикосновением твоих скользящих движений. Задыхаясь, практически теряя сознание, не понимая, где небо, а где земля, где ты, и где я, погружаясь через твои руки, твою кожу, пульсирующую живую тень в обжигающие спирали упоительной эйфории собственной ненасытной черной дыры.
И это едва ли походило на продолжение той безумной ночи в клубе Black Crystal, это было совершенно другое, абсолютно все и абсолютно другое: другая ситуация, окружение, состояние с восприятием, другие ласки, другой ты и другая я.
И я не могу дать ни одного четкого определения тому, что именно ты делал со мной, с моим изнасилованным тобою до полуобморочного состояния разумом, телом и… беспрестанно спускающей киской. Ты не просто ее ласкал, нет, это совершенно не то слово. Ты буквально доводил ее до нереальной грани возбуждения такими изощренными манипуляциями, от одного воздействия которых из моей вагины буквально чуть не брызгало на твою руку, когда я интуитивно сжимала внутренние стенки влагалища и пыталась стиснуть половые губки, чтобы зажать клитор и дойти до желанной разрядки (до которой ты меня и не собирался намеренно доводить сам).
— Эллис, что мне надо сделать, чтобы ты не шевелилась и не сжимала мышцы? Связать тебя всю?
И подобные слова действовали на меня не меньшей шокирующей стимуляцией, как и твои неожиданные шлепки ладонью или просто пальцами в качестве наказания по моим мокрым лепесткам вульвы и промежности, из-за которых мой рассудок и глаза накрывало зыбкой пеленой подступающего долгожданного забвения, а из горла рвались жалобные стоны и далеко не сдержанные крики. Мне казалось, что из меня начинало течь еще обильней, как только по ошпаренным щемящей болью интимным мышцам изнутри и снаружи начинали распускаться пульсирующие притоки горячей крови и запредельной эйфории. И в какие-то моменты мне на самом деле не хотелось кончать, очень и очень долго не хотелось. Будто я действительно желала (и просто до одури, до настоящей отключки сознания и потери разума) еще большего и невозможного — узнать собственные пределы, или до каких нереальных ощущений ты разотрешь мою эрогенную кожицу с не менее чувствительными точками на вульве и вагинальной впадинке. Ты уже итак довел их до невероятного перевозбужденного предела.
