Я не успела осознать и почувствовать, как вообще поднялась (или это сделал ты, твои знающие руки, потянувшие меня за твои тонкие красные нити и продавившие нужную комбинацию болевых точек на моей коже). Только уловить обрывками тонущего сознания пульсирующие волны ментоловых ожогов в сомлевших руках от плеч и до самых кистей, когда по наивной привычке попыталась ими пошевелить или использовать для того, чтобы привстать. И чуть не всхлипнуть от острой рези в коленках при попытке развернуться на них к тебе спиной.
Казалось, дрожь только усилилась с очередной окончательной потерей визуального контакта с тобой, но только не с твоей тенью и не твоим гиперосязаемым телом, твоими руками в этих… жутких черных перчатках, продолжавших скользить и царапать своей холодной фактурой по моему обнаженному горлу, подбородку и скулам… бл**ь… Обхватить, приподнять мое лицо снизу мягким ласковым давлением любующегося эстета-палача, "ненавязчиво" заставляя потянуться макушкой головы вверх, вытянуть шею, интуитивно опуская плечи и выпрямляя позвоночник со спиной в одну перпендикулярную полу линию. Моментально оцепенеть от понимания, что все это я делаю едва не на подсознательном уровне, будто мое тело само знает, что ты от него требуешь и что хочешь от меня. Практически ничего не видеть перед собой затуманенным взглядом, словно это уже не имело никакого значения, словно это все равно было ненадолго. И не важно, успею я запомнить последнее место своего нахождения и в какой стороне выход из залы, где окна (да, пусть пока еще за моей спиной) и остальные стены, под резными панелями натурального темного дерева с нишами под твою коллекцию средневекового оружия. Все это уже не имело ровным счетом никакого долбанного значения, поскольку я смотрела на несущую перед собой стену в последний в этот вечер раз.
— Умница… Запомни, в этой позе ты обязана встречать меня всегда. И она должна быть идеальна. Никаких сутулых плеч, спины колесом и сникшей головы, как и лишних телодвижений. Сидеть и ожидать моих дальнейших приказов, и не важно, что я при этом делаю или сколько времени не подхожу к тебе.
О, господи… Я даже не успеваю полностью принять в свой офигевший разум весь контекст произнесенных тобою фраз, осознать смысл сказанного и услышанного именно на уровне аналитического режима, прописать по окоченевшему сознанию четкое осмысление, что это не шутка, что ты серьезен и спокоен, как никогда. Меня попросту кроет твоими следующими действиями, твоими руками, все так же придерживающими меня под скулы и за шею. На какой-то момент ты прижал меня затылком уже знакомым жестом к своему животу, заставив ощутить под гладкой тканью брюк каменную упругую мышцу эрегированного члена, буквально вынудив зависнуть в этом осязании на несколько головокружительных сладких секунд. Чтобы я не забывала, чтобы мое тело отреагировало моментальной вспышкой неспящего возбуждения, резанувшего вибрирующими притоками горячей пульсации по распухшим складкам и интимным мышцам занывшей киски.
— Помни, ты должна радовать глаз и внимание своего Мастера, как своей чистотой, покорностью, грацией тела, так и умением произвести должное впечатление — использовать свои природные данные только для моего эстетического удовольствия.
И как после этого я не скатилась по твоим ногам без сознания на пол? Как я вообще могла ощущать новые приливы горячей вязкой патоки, стекающей по ноющим стеночкам моего сокращающегося влагалища и заскользившей по натянутому колечку вагинального входа обильными каплями откровенной похоти? Еще несколько минут и чулки на моих голенях покроются влажными вызывающими пятнами.
Но я не только устояла и удержалась на поверхности твоей живой реальности, в сжимающихся спиралях твоей окутывающей сущности и твоего сильного тела. Я ничего не могла с этим сделать, сделать с собой, со своим разумом и обостренной чувствительностью, со своими желаниями и неумолимыми импульсами собственного, вышедшего из под контроля организма. Это уже была не я. Не Эллис Льюис, и далеко не Алисия Людвидж.
И мне не надо было закрывать глаз самой, чтобы погрузиться в липкие топи твоей сгущающейся тьмы. Достаточно одного ощущения тебя за своей спиной, твоих рук, собирающих с моих плеч и груди все пряди волос, соскользнувших вперед при моей первой унизительной позе покорности, чтобы завести их все мне за спину, за шею и собрать в один жгут.
Опять косичка? Боже правый… опять твои пальцы в моих волосах и на воспаленной коже скальпа. Уже достаточно и этого, чтобы моя опухшая киска заныла в ответ надрывными толчками по растертым эрогенным точкам. Ты не давал мне и секунды на возможность всплыть и насытить мой разум чистым кислородом, натягивая мои пряди волос со своими невидимыми нитями мягкими захватами, царапая и раздражая горящую кожу на голове и шее ненавязчивыми движениями-касаниями…
Но когда перед моими глазами опустилась черная полоска широкой кожаной повязки, еще не коснувшейся моего лица… меня все-таки вырвало на какое-то время из твоего гребаного омута, резанув по парализованному сознанию шокирующей вспышкой отрезвляющей действительности. Я чуть было не вжалась спиной и затылком в твои бедра в конвульсивной истерике.
— Тише… тшшш… — твоя ладонь тут же оплела мои скулы и шею успокаивающим захватом, снова прижимая меня затылком к твоему теплому твердому животу (да, бл**ь, я чувствовала его живое тепло даже сквозь несколько слоев тканей костюма и сорочки), большим пальцем поглаживая холодную щеку и контур дрожащих губок вокруг раскрытого от участившегося дыхания ротика. — Это всего лишь повязка на глаза для сенсорной депривации. Для более обостренной чувствительности твоего тела. И так ты теперь не сможешь подсматривать и видеть, что я делаю. Обещаю, Эллис, тебе понравится. Просто расслабься, успокойся и дыши в полную грудь, как я тебя учил. Ничего плохого не случится. Я рядом и слежу, чтобы тебе было удобно и хорошо. Просто доверься моим рукам, собственным ощущениям и инстинктам своего тела, и приближение ожидаемого и самого желанного приза перейдет в сладчайшие минуты незабываемого наслаждения.
Неужели такое возможно? Умирать от панического страха и терять остатки здравого рассудка под ласками твоей убаюкивающей руки, под звучной вибрацией твоего голоса на перетянутых струнах агонизирующего сознания. Как ты мог говорить и обещать такое, прекрасно осознавая, что у меня практически не было для этого собственного выбора? Зачем резал ложной надеждой, что я еще имела какие-то права и волеизъявление? Или тебе просто нравилось смотреть, вбирать через прикосновения своих пальцев циклическую дрожь моего вжимающегося в тебя тела, как и успокаивать, наслаждаясь своей безграничной властью собственника и пресыщенного палача-садиста.
— Здесь только ты и я. Никого больше на всю квартиру. Только я…
Да, бл**ь… только ты. И только тебя я должна была теперь ощущать и впитывать всем своим естеством до конца этого дня, позволяя только тебе делать все те вещи, на которые я бы не рискнула пойти добровольно в здравом уме и трезвой памяти при иных обстоятельствах и тем более с другими людьми. И на вряд ли это было доверие или что-то другое в подобном духе. Я вообще не знаю, что это было и чем я стала в твоих руках за столь короткий срок, почему ты имел такую власть надо мной, и почему я не хотела сопротивляться именно тебе? И повязка на глаза — это просто ничто по сравнению с тем, что меня ожидало на той стороне.
