— Добрый, Григорий. Не ожидал вас услышать.
В трубке раздался хриплый смех.
— Не сомневаюсь. Рад, что вы вспомнили меня.
— А мне радоваться вашей памяти?
— О, поверьте, вам совершенно нечего опасаться. Я бы хотел предложить вам посидеть в более… приятном месте, нежели эта тошниловка.
Я с сомнением оглядел «ресторан азиатской кухни».
— Разумеется, вам ничего не грозит, даю слово. Если вы захотите — сможете уйти в любой момент, — пообещал Печорский.
— Рад, что вы это понимаете. Куда мне прибыть?
— Просто выйдите на улицу.
Звонок оборвался. Я вернул телефон парнишке и с интересом посмотрел на него.
— На улице?
— Вас ждут. Идёмте, я провожу.
Он встал и, не оглядываясь, прошёл ко входу. Любопытно… Оборотень не сомневается, что я соглашусь на встречу с ним, и даже не попытается проконтролировать, покину заведение, или нет?
В конечном счёте мне показалось более умным сделать так, как предложил Григорий. Никакого давления с его стороны не было, и я действительно мог переместиться в любое мгновение. Оборотень понимает это, и не пытается облапошить меня, оставляя свободу выбора — это радует и говорит о нём с лучшей стороны.
Бросив на поднос пару купюр, я вышел из ресторана и почти сразу увидел серебристый внедорожник, припаркованный на обочине. «УАЗ Патриот», ну надо же… Печорский поддерживает отечественный автопром?
Подойдя к машине вплотную, кивнул сидящему на пассажирском сиденье оборотню. Он приветливо улыбнулся, обнажив свои желтоватые клыки.
— Как вы меня нашли? — спросил я вместо приветствия.
— По запаху, — просто ответил мужчина, — Я запомнил его, когда мы играли в покер.
— Издалека унюхали, надо полагать?
Он снова осклабился.
— Издалека, да. Нюх у меня и правда хороший.
— Только у вас?
— Правильные вопросы, парень. Только у меня. Садись, прокатимся.
— Куда?
— В безопасное место, за городом. Есть разговор, прыгун. И деловое предложение. Не переживай — я наслышан о тебе, и знаю, что если что-то не понравится — ты просто уйдёшь. Я уважаю это право, и не буду мешать. Не собираюсь сдавать тебя Разумовскому, выкручивать руки или ставить условия. Просто хочу пригласить в гости. Выпьем и поговорим — только и всего.
* * *
— Присаживайся.
Я выбрал место и выдвинул тяжёлый деревянный стул из-под массивной столешницы в несколько метров длиной. Оборотень принялся копаться в холодильнике. Казалось, он действительно нисколько не переживал, что я могу свинтить в любой момент.
После нашей встречи возле ресторана, Григорий по моей просьбе отпустил своего водителя, охрану, сидевшую позади, и сам повёл машину. Мы покинули пределы города и приехали в небольшой частный посёлок на берегу озера. Миновав шлагбаум, остановились у внушительного бревенчатого особняка в три этажа высотой.
Печорский, оставив машину напротив дома, пригласил меня внутрь и провёл в большую столовую. Кроме нас внутри, кажется, никого не было. Я не стал пользоваться "Различителем", не желая обидеть гостеприимного хозяина.
Вскоре на столе появилось несколько запотевших бутылок с разнообразным алкоголем, мясная, колбасная и сырная нарезки, фрукты, зелень, красная рыба, икра, малосольные огурчики, маринованные грибы и ещё много всего такого, о чём я за время своих странствий по Южной Америке успел позабыть.
— Что пьёшь? Уточнил он, поведя рукой над бутылками.
— Вообще не пью, — покачал я головой. Этот ответ не понравился хозяину дома.
— У нас тут так не принято.
— Да я уже понял. Что нибудь такое, после чего завтра не будет трещать голова.
Печорский кивнул, взял одну из запотевших бутылок, в которой плескалась прозрачная жидкость.
— Самогон? — догадался я.
— Настойка на пшенице.
Мы ударили рюмками, и я влил в себя ледяную жидкость. Затем подцепил вилкой груздь и с аппетитом закусил им.
— Мощно.
— А то, — крякнул Григорий, снова наполняя тару.
— Слишком быстро идём, господин Печорский, — заметил я, — Боюсь, такими темпами через очень короткое время я не смогу разговаривать.
— Молодёжь, — скривился он, — Слабаки.
— Просто хочу сохранить ясную голову. Вы же меня позвали не в качестве собутыльника, верно?
— Да на кой мне собутыльник, который пить не умеет? — вздохнул оборотень, поднял свою рюмку, отсалютовал мне и замахнул её.
Решив не обижать хозяина, я повторил за ним. Ладно уж, от двух стопок меня не развезёт.
— Хороший у вас дом. Сами строили?
— Конечно сам. Каждое брёвнышко, каждую свою и доску сам нарезал, вытачивал и подгонял. Но это не дом, а так, место для переговоров. Дом… Уж извини, туда я тебя не привезу.
Я понимающе кивнул.
— Ничего.
— А у тебя-то самого есть дом, парень? — неожиданно спросил Григорий.
— Нет, — покачал я головой, внезапно понимая, что это действительно так.
И самое страшное — его никогда и не было…
— Печально это, когда человек не может найти своё место под солнцем.
— Печально, согласен.
Оборотень молча наполнил рюмки и мы снова выпили. Так, Кальн, пора притормозить, а то в голове уже начало подозрительно шуметь.
— Слыхал, Москва тебе не по нутру пришлась?
— Можно сказать и так, — осторожно ответил я, — Не люблю, когда меня обманывают и используют.
— Никто не любит, — Григорий усмехнулся в бороду, — Но все на это попадаются. Да не смотри ты так на меня, парень. Если бы хотел — сдал бы тебя Детям Перуна, едва ты в городе объявился.
— Отчего же вы этого не сделали?
— Не люблю москвичей.
— Вы же были в гостях у Разумовского, на зимнем балу?
— Это не более чем формальность, — отмахнулся Григорий, — А что до того, «почему»… Ты, как я понимаю, в отношениях между кланами вообще ни в зуб ногой? Хотя чего я спрашиваю? После того, что ты натворил, это и так понятно.
— Вы о чём?
— Сначала подставил Разумовского с тем доктором-французиком, — оборотень начал загибать волосатые пальцы, — Затем предложил рискованный план с американцами, и из-за этого погибла протеже Андрея. И это я не говорю о том, как ты сбежал из-под надзора своего клана и поубивал кучу их колдунов. А теперь заставил десятки специалистов бегать по всей столице с горящими задами, пытаясь закрыть каналы с дармовой энергий.
