Именно такими нулевыми сенсорами нам с Бэйлом удалось нанести ощутимое поражение кураториуму. Несколько подобных шариков навсегда разрушили единственный путь в прошлое. Отныне невозможно будет вернуться в две тысячи двадцатый год, туда, где возник самый первый вихрь. Так мы помешали плану Варуса Хоторна, жаждущего уничтожить Вихрь‐прародитель и тем самым не только перевернуть с ног на голову последние восемьдесят лет, но и сделать так, чтобы мутантов не существовало вовсе.
– Что это значит? – спросила я.
– Мисс Коллинз.
Пулман положил свою руку на мою. Я была так смущена этим, что позволила ему мягко сжать ее, пока не ощутила пальцами нулевой сенсор.
– У вас в руках новый нулевой сенсор. – Пулман говорил очень взволнованно. – Одно это уже неслыханно. Как вы знаете, производство нулевого поколения сенсоров было прекращено несколько десятилетий назад. Они слишком опасны, слишком разрушительны. Планы по их изготовлению возникли, должно быть, в пятидесятых годах. Но этот сенсор – как и несколько сотен других – был введен в эксплуатацию в тот же день, когда состоялась конференция руководителей. И это еще не все. Они были модифицированы.
Бэйл фыркнул:
– И что, по вашему мнению, это может означать?
– Этого я не знаю. – Пулман сжал губы. – Я не знаю, почему вдруг решили переработать нулевые сенсоры, но в план изготовления был вложен протокол изменений. Изменение было инициировано для проекта «Aeolus
[2]».
Я вопрошающе посмотрела на Бэйла, но тот лишь пожал плечами. Поэтому я снова повернулась к Пулману:
– А что такое проект «Aeolus»?
Пулман беспомощно посмотрел на меня:
– До этого я никогда не слышал о нем, но между видео с конференции руководителей и изменениями в сенсорах должна быть какая‐то связь.
– Ну, – я положила сенсор в боковой карман своей униформы, – вероятно, это очень ценное доказательство. Мы…
И тут разом погасло мерцание всех настенных проекций.
Несколько долгих секунд мы находились в полной темноте, затем помещение осветил яркий белый свет.
Я прикрыла глаза рукой.
– Да что, черт возьми, происходит? – Бэйл бросился к двери. Снаружи доносились приглушенные крики.
– Ты сказал, что этот клуб невозможно обнаружить, – крикнула я.
– Так и должно было быть!
Бэйл приоткрыл дверь «Красной комнаты». Сквозь щель я увидела посетителей клуба, разбегающихся кто куда. На входе, держа оружие наизготовку, стояли вихревые бегуны.
И они открыли огонь.
В клубе началась настоящая паника. Я с ужасом заметила, что бегуны использовали не обычные патроны, светящиеся голубым – вместо них тут и там сверкали вспышки оранжевого.
Во мне словно разверзлась глубокая бездна. Пулман говорил правду: кураториум больше не использовал против мутантов обычные гравитационные сенсоры. Нет, это были нулевые сенсоры. И нужны они были для того, чтобы навсегда уничтожить в мутантах энергию вихря.
3
Бэйл закрыл дверь, нажал на механизм замыкания и сверкнул глазами в сторону Пулмана:
– Вы обманули нас.
– Нет! Это не я привел их сюда!
Судя по его бледному лицу, он говорил правду.
– Нам нужно выбираться отсюда, – прошептала я.
Снаружи в зале раздавались все новые и новые крики – и выстрелы. Мне стало дурно. Я представила, как вихревые бегуны хладнокровно уничтожают всех этих мутантов, которые только что мирно праздновали.
– Без него, – кратко произнес Бэйл.
Не может быть, чтобы он говорил это серьезно.
– С ним!
Бэйл покачал головой:
– Нет, пока мы не будем знать, что это не он сдал нас. Возможно, его детектор все‐таки отследил наше местоположение.
Я потянула Пулмана за рукав жакета, затем быстро стянула с его запястья детектор. Штурман начал было протестовать, но затем сжал губы и промолчал. Я бросила похожий на наручные часы прибор на пол и несколько раз с силой наступила на него сапогом.
– Теперь он не представляет никакой опасности для Санктума, – произнесла я. – Кто привел сюда этих бегунов, мы сможем выяснить позже. Так или иначе, у него есть информация, которая может нам пригодиться.
Бэйл явно не был рад такому развитию событий, но я знала, что он ничего не мог возразить.
Вместо ответа Бэйл вытянул вперед руку и между его пальцами появился вихрь. Синее мерцание быстро росло, и вихрь сформировался в круг величиной почти до потолка комнаты. Он развернулся и перемешал все вокруг – потолок, пол, яркий свет. Его шипящая энергия тянула меня вперед, словно магнит.
– Пойдемте, – приказала я Пулману, но он вдруг посмотрел на меня глазами, полными паники.
– Я… я не могу проходить сквозь вихри. Я никогда не заявлялся в качестве бегуна. Я был… я хотел быть только штурманом.
Я застонала. Да сколько же может так не везти? Таких штурманов, которые не прошли хотя бы базовую подготовку для вихревых бегунов, было мало. Конечно, те, кто хоть немного был подготовлен, были не очень хороши в прыжках, но почти каждый из них мог пройти сквозь вихрь вместе с опытным бегуном.
Что‐то с силой ударило в дверь. Снаружи до нас доносились голоса. Кто‐то дергал за ручку двери.
– Ч‐что же нам сейчас делать? – Пулман дрожал всем телом. – Если они меня здесь найдут, то я пропал!
– Мы что‐нибудь придумаем, – попыталась я успокоить его, а заодно и себя. – Мы можем просто‐напросто потянуть его за собой? – прошептала я Бэйлу. Он иногда делал это с Атласом, своим псом. Но Атлас был животным‐мутантом, энергия вихря уже была в нем заложена. Он мог проходить сквозь вихрь точно так же, как грундеры, швиммеры, вирблеры или цюндеры. А вот люди, как я например, напротив, должны были этому долго учиться.
Я взглянула на Бэйла и сразу поняла, о чем он думал. Без вариантов.
– Или мы можем их отвлечь, – произнесла я спешно. – Мы одновременно выйдем, я ведь уже научилась прыгать быстро, почти так же хорошо, как ты.
Это было большой ложью, и мы оба это знали.
– И пока они охотятся на нас, он может попытаться выскользнуть отсюда.
– Слишком опасно, – отверг Бэйл мое предложение. – Если они попадут в нас хоть одним гравитационным сенсором, мы не сможем больше открывать вихри. И тогда все мы попадем в тюрьму.
Крики снаружи становились все громче. В дверь снова что‐то ударило, еще и еще раз. Затем на какое‐то мгновение наступила тишина, пока вдруг что‐то не зажужжало и механизм смыкания не открылся.
