И куда бы мы ни шли, нас всегда сопровождал шум борьбы. Война всего за несколько дней распространилась по всему миру. На четвертый день не стало кураториума. Более мелкие институты уже давно сдались, да и мегаполисы не смогут долго противостоять «Красной буре». На пятый день рухнули первые каналы связи.
План Хоторна работал идеально.
Против такого количества мутантов – такого количества отчаявшихся мутантов, которые неделями напрасно просили разрешения войти в города – у людей не – было шансов.
За долгие годы работы Хоторн основательно подготовился к этому дню. И я могла представить, как он смотрел на города и радовался тому, что все шло по плану.
– Есть еще много тех, кто верит в мирное решение ситуации, – сказал нам Гилберт однажды вечером, когда мы разбили лагерь на безопасном расстоянии от внешних границ Нью-Йорка.
Даже в тусклом свете костра можно было увидеть, как отразились на Гилберте месяцы, проведенные в заточении. Он похудел, его светло-каштановые волосы превратились в солому, щеки впали. Но его взгляд оставался добрым, а дух был полон надежды. Иногда я с трудом переносила это.
– И мы должны связаться с ними, как только нам представится возможность. На войне нет победителей. Я уверен, что большинство думает так же.
Его штурманы единодушно кивали, но я не стала лишать их надежды. Неужели Гилберт верил в это? Неужели кто-нибудь верил в это?
Здесь, в лесу, царили мир и покой, но это спокойствие было обманчивым. По небу периодически проносились истребители, за ними следовали транспортеры. Потом раздавались ужасные взрывы, начинались и снова утихали бури, иногда даже вибрировала земля, словно грундеры прогоняли через нее землетрясение.
Я не питала больше никаких иллюзий. Хоторн забрал их у меня, когда разрушил стены мегаполисов.
Невозможно было сказать, какие города смогут устоять или что будет после. Я знала только, что война была в самом разгаре. Хотел Гилберт признавать это или нет.
Я смотрела на верхушки деревьев и сжимала пальцами ладони. В Новом Лондоне мы успели похоронить безжизненные тела Мии и Тревора в саду кураториума. Штурманы при этом постоянно умоляли нас не тратить время зря. Гилберт, Хольден и я продолжали молча копать могилу. Неважно, что между нами было – мы обязаны были это сделать.
Я заправила светлые прядей Мии обратно в косу, пока ее прическа снова не стала идеальной. И еще раз сжала ее холодную руку – на прощание.
Ее смерть – и смерть Тревора – тоже были на моей совести. Это я поставила ее в такую ситуацию, я подвергла ее гневу Хоторна, оставив без защиты, без возможности спасти себя.
Нахлынул ветер. Он танцевал по лесу, по раскидистым ветвям, которые медленно раскачивались вверх и вниз. В последние несколько часов деревья становились все больше и больше, а их стволы – все шире и шире. Пахло сосновыми иголками и влажными листьями, пахло Санктумом. Домом. Но чем зеленее становились деревья, чем привычнее становился запах леса, тем больше я чувствовала себя инородным телом, которому здесь не было места.
Я обхватила себя за плечи и снова посмотрела на землю, пытаясь выключить все мысли в голове. В последние дни это часто происходило. Я ставила одну ногу перед другой и делала сначала один вдох, а затем другой.
– О боже мой, – прошептала идущая впереди меня женщина-навигатор. Она начала нервничать еще в Новом Лондоне. Ее рука дрожала, когда она указала куда-то вдаль.
Наша группа остановилась. Я подняла глаза и увидела, что так напугало ее.
Из-за густого ряда деревьев вышли несколько грундеров. Они подозрительно посмотрели на нас своими ярко-зелеными глазами. И только увидев меня, они успокоились.
Послышались крики, и через несколько минут кто-то протиснулся мимо грундеров к нам. На фоне зелени появились светлые кудряшки моей тети. Я услышала сдавленный вдох Гилберта.
Пока они бежали навстречу друг другу, я увидела среди грундеров Луку, Фагуса и Сьюзи. Наши взгляды встретились, на их лицах появились облегченные улыбки, которые очень тронули меня.
Но скоро они заметят… Они увидят, что кого-то не хватает.
Вечернее солнце, пробивающееся в комнату Бэйла, нагрело подушечки мха за ушами Атласа. Они были по-прежнему мягкими, но сейчас эту обычно насыщенную зелень покрывала дымка. Нежно-розовые цветы, которые росли вдоль его позвоночника, засохли и увяли.
Когда остальные заметили отсутствие Бэйла, Сьюзи и Фагус заплакали. Чуть позже появились Робур и Аллистер, в глазах у которых были такое потрясение и такая грусть, что я не смогла смотреть на них.
Пока все обнимали и целовали меня, я изо всех сил держалась за оцепенение, которое сопровождало меня последние несколько дней.
Они заверили меня, что все как-нибудь образуется и я кивнула, соглашаясь с их ожиданиями. Не реветь. Я снова и снова внушала это себе, повторяя слова как вечную мантру, потому что знала, что если начну плакать, то не смогу остановиться.
В какой-то момент, когда все были слишком заняты друг другом, я ускользнула из гостиницы. Я гуляла по пустым улицам Санктума, которые больше не патрулировали солдаты «Зеленого трепета». В одиночестве я отправилась в гостиницу, прямо в комнату Бэйла, где и сидела с тех пор.
Я положила руку на голову Атласа. Его дыхание было равномерным, я чувствовала, как его грудь поднималась и опускалась у моей ноги. И только его открытые глаза выдавали, что он не спал. Он смотрел в пустоту, такой задумчивый, как будто его здесь не было вовсе.
Впервые повстречав Атласа, я не поверила, что он отличался от обычных собак. Возможно, он был опаснее, но не таким умным, не таким тонко чувствующим. Но теперь я знала его лучше.
Я не стала рассказывать ему, что случилось с Бэйлом и что он больше не вернется к нему. Но Атлас каким-то образом это понял. Когда я вошла в комнату Бэйла, он просто посмотрел на меня грустными глазами… и понял.
Я еще раз погладила его шею и торчащие уши, а потом потянулась за раскрытой книгой, которая лежала у меня на коленях. Мой взгляд скользнул по открывшемуся рисунку. Я смотрела на линии и точки и на те места на листе, где Бэйл, должно быть, растирал пальцем графит карандаша.
На рисунке была я – в самом центре вихря. В тот день, когда я увидела рисунок в первый раз, я подумала, что Бэйл рисовал обычный вихрь, просто увеличив его размеры, но…
Но теперь-то я знала, что это было.
Мои волосы на этом снимке были короче, и не потому что рисунок был незавершен. Это была я – только в будущем.
Это была я незадолго до своей гибели.
Я разозлилась и подняла руку над рисунком. Сжала дрожащие пальцы и попыталась призвать энергию. Атлас посмотрел на меня и что-то фыркнул по-собачьи.
Ничего не получилось. Ощущение, которое сопровождало меня последние месяцы – покалывание в кончиках пальцев и на шее – исчезло. Как будто кто-то оборвал мою связь с энергиями вихрей.
