– Слушайте меня внимательно, господа поручики гвардии! Правом, данным мне военной коллегией, во главе всего вашего отряда назначен старшим георгиевский кавалер капитан Егоров Алексей Петрович. Ввиду особой важности выполняемого вами задания, господин капитан, за неисполнение вашего личного приказа на выходе разрешаю применять самую суровую кару. Расстреливайте любого саботирующего и не исполняющего ваш приказ на месте, от какой-либо ответственности за это вы освобождаетесь. Сергей Николаевич, засвидетельствуйте мои слова и проследите на месте за их исполнением. Коли будет нужно, то приведёте приговор во исполнение сами, если по каким-либо причинам это сделать Егоров не захочет! Вам всё ясно?! – ледяным тоном спросил барон.
– Так точно, ваше высокоблагородие! – рявкнул Баранов и положил руки на выглядывающие рукоятки пистолетов.
– А вам всем всё ясно? – ещё раз переспросил полковник и цепким взглядом осмотрел гвардейских офицеров.
– Так точно, ваше высокоблагородие! – хором выкрикнули поручики.
– Смотрите, господа, не шутки в салонах с мамзелями шутите! Выполнение этого дела взято на контроль там, – и Генрих Фридрихович кивнул головой вверх. – Даже не вздумайте подвести себя, свой полк, – и он взглянул пристально в глаза «гвардейцам»: – И своих близких. Вы меня хорошо поняли?!
Через двадцать минут сводный отряд в сто пятьдесят восемь человек в сопровождении казачьего эскадрона Третьего Донского полка проскакал в южную сторону. За двое суток ему нужно было преодолеть расстояние до Журжи по весеннему бездорожью. В середине колонны ехали облепленные грязью два гвардейских офицера.
– Нахохлились, словно сычи, – улыбаясь, кивнул на них Гусев. – Майор-то с квартирмейстерства как свой, меж офицеров запросто, по-простецки держится, а эти что ты, обиженные все такие, разговаривать ни с кем не хотят.
– Да и бог с ними, Серёж, – махнул рукой Егоров. – Стерпится – слюбится, посмотрим, что с ними после недели пешего пути будет, когда мы Видинские отроги Балкан перевалим и на землю Сербии зайдём.
Двадцать четвёртого марта, вечером, сводный отряд, пройдя по грязи сто двадцать вёрст, достиг наконец крепости Журжи.
– Разбиваем лагерь у этого залива, – Алексей кивнул на заросший камышом берег. – Дрова близко не возьмёшь, здесь в округе всё давно гарнизоном вырублено. Милорадович, посылайте людей выше по течению, пока казаки своих вьючных не забрали, – пользуйтесь. Не успеем наготовить до ночи, без обогрева спать будем, а ужинать сухарями придётся. Я к коменданту и Кунгурцеву.
– Почему в крепость не вошли, чего на берегу там лагерь разбили, что это за балаган там у вас? – комендант крепости и приданной ей бригады генерал-майор Энгельгардт хмуро оглядел невысокого, молодого капитана в грязной егерской форме. – Давай сюда всех своих, как почиститесь, построишь их как положено, а завтра или лучше послезавтра будем уже решать, что вам там от меня нужно.
– Никак нет, ваше превосходительство, – спокойно ответил Лёшка, глядя снизу вверх на этого здорового, словно медведь, тучного генерала.
– Не понял, что за никак нет, ты меня не расслышал, капита-ан?! Или у тебя по дороге грязью уши забило, и ты не слышишь вообще, что тебе здесь говорят?! – оскалился комендант.
– Вам пакет от главного квартирмейстера армии, ваше превосходительство, – Егоров вытащил из-под доломана плотный вощёный конверт, запечатанный большим сургучным оттиском. – Посмотрите, здесь всё указано.
– Чего там указано! – рыкнул Энгельгардт и, сопя, вскрыл почту. Через несколько минут он, фыркнув, свернул пакет и пристально оглядел стоявшего перед ним офицера. – На рождественском приёме у командующего не ты ли, случаем, был, когда он там Георгиев вручал?
– Так точно, ваше превосходительство, – как можно бодрее щёлкнул каблуками Алексей. – Был в числе награждённых.
– Ты сапогами-то не стучи, чай, не на паркете со шпорами, вона сколько грязи ужо натряс, – проворчал Вильгельм Карпович. – Ладно, понял я, чай, не дурак, лезть в ваши дела не буду. Тут всё, что надо, и так прописано. Но из помощи вам, ты уж извини, капитан, – это только если не мешать. Сами мы тут без подвоза из-за распутицы на сухарях да на солонине сидим.
– Да нам и это самое хорошо, ваше превосходительство! Нам такая помощь только за радость будет, – позволил себе осторожно пошутить Лёшка.
Комендант на секунду задумался и, как видно, всё обсмаковав, громко расхохотался:
– Ну, ты и шельма, егерь, маленький такой, а занозистый, и ведь не подкопаешься. – И, обернувшись к двери громко гаркнул: – Петька, сюда быстро поди! – Заскочившему в зал адъютанту он показал на егеря: – Ему поможешь, солонины бочку, что ли, в подарок дай, да получшивее, и проводи к этим бездельникам из флотилии.
– Грозный у вас комендант! – покачал головой Егоров. – С таким, похоже, только и молчать, как муху кулачищем пришибёт.
– Да скучает их превосходительство, – усмехнулся поручик. – Тут со скуки помрёшь, два года уже безвылазно здесь сидим. Вот летом только турецкий десант отбили, и всё наше местное развлечение. А так он душевный, это с виду только медведь медведем.
Тёмная мутная вода струилась вдоль бортов галиота. Вот уже вторые сутки, как, совершив разворот судов, отряд дунайской флотилии шёл вверх по течению реки.
– Вот почему, Лёшка, всегда, когда я тебя встречаю, мне со своими судами приходится идти в самую, извини за выражение, в… ну, ты понял, да, куда? – Кунгурцев в раздражении вглядывался в подзорную трубу. – Рулевому держать руль вправо на десять градусов! Удерживать судно на заданном курсе!
– Есть рулевому держать руль вправо на десять градусов! Удерживать судно на заданном курсе! – донёсся отклик вахтенного старшины.
– Ну что ты так грубо, Миш, – усмехнулся Егоров. – Мы, можно сказать, за твоим капитанством третьего ранга сейчас направляемся, а ты тут шипишь, как озёрный уж.
– Угу! Сначала до него дожить нужно, вон, уже второй топляк прошёл в кабельтове от курса. Ну, вот что́, нельзя, как все нормальные люди, спокойным, тёплым летним месяцем весело турок резать, а? Всё вам по грязи, как змеюки, ползать нужно. Всё палубу мне уже изляпали, – и он кивнул на прибирающуюся свободную вахту.
– Впереди вижу бревна, идут чуть левее курса! – крикнул с реи впередсмотрящий.
– Рулевой, держать курс вправо двадцать градусов! – рявкнул капитан. – Сигнальщику сообщить об изменении курса на «Слон» и на «Неустрашимый»! Авральная команда с баграми на левый борт!
Второго апреля, ночью, отряд русской речной флотилии, состоявший из трёх галиотов, достиг точки высадки. Впереди, в пяти верстах выше по течению, было большое село, не доходя его и прикрывшись заросшим деревьями островом, суда подошли к берегу.
– Ну, всё, Миша, как и условились, ждёшь нас с первого по пятое мая в том месте, где высаживал в самый первый раз за Неготином. Постарайся, как вниз пойдёшь, хотя бы миль сорок не светиться, чтобы не будоражить здесь турок.
