Егерский пост был выставлен на той площадке, где в своё время дежурили егеря. Наблюдали за проходящим в версте большим трактом и за той деревушкой, что стояла на берегу Топоницы. После пятнадцатого апреля, если всё складывалось удачно, то на белёном доме, около которого росло большое дерево с гнездом, должен был появиться особый знак.
Два дня прошли спокойно, люди отдохнули, снова слышались незлобивые шутки и подначки. Паёк пришлось немного сократить, но по расчётам Алексея, до Княжеваца имеющегося провианта должно было хватить. О том, чтобы добыть его здесь, можно было даже и не думать. Отряд, находясь в глубине османской территории, сохранял крайнюю осторожность.
– Ты опять грустишь, друже, – Алексей подсел к глядящему в костёр Милорадовичу. – Хорошо помню, вот так же и в прошлый раз ты сидел по вечерам и молчал. О доме, о семье беспокоишься?
Живан подкинул в костёр пару поленьев и тяжело вздохнул:
– Да, о семье, Алексей. Как они там, в Белграде, живы ли вообще. Столько лет маму и сестёр с братишкой уже не видел. Пока в боях да на ученье, нет у меня такого, некогда ведь там грустить, всё время службой занято, а вот как на сербскую землю ногой наступил, то какая-то тоска моё сердце сжимает. Часто слова твои вспоминаю. Помнишь, ты как-то говорил, что императрица целую область под заселение Балканским славянам отвела и её даже Малой Сербией прозвали? Вот я и думаю, а может, как война закончится, попробовать их в Россию вывезти. Военные действия ведь прекратятся, а границы какое-то время будут неустойчивыми. Пока армия отсюда не ушла, может быть, воспользоваться таким удачным случаем? – и серб с надеждой посмотрел на Алексея.
Лёшка прекрасно понимал своего друга, по сути, ведь он и сам был словно бы отрезанный ломоть в этом мире. И ближе вот этих людей, что спали на еловом лапнике или стояли в караулах, у него здесь сейчас никого не было. А у человека – семья, близкие.
– Ладно Живан, – наконец принял он решение. – Давай для начала вернёмся к своим, добьём турок, и я обещаю, мы с тобой обязательно что-нибудь да придумаем. Ты же и сам знаешь наш девиз, «егеря волкодавы – своих не бросают», твоя семья – наша семья, будем их к себе вывозить. Есть у меня один человек, который в этом нам сможет помочь, как-никак мы для него столько уже невозможного сделали! – и Лёшка обнял друга.
Шестнадцатого апреля на рассвете от наблюдательного поста прибежал вестовой с докладом, что возле нужного дома в деревеньке появился шест с белой тряпкой.
– Резников, при золоте, Брусницкий, за мной, – скомандовал Баранов. Нет, Алексей, никого со мной отправлять более не нужно. Если это засада, то у вас будет возможность уйти. Забирайте золото и по горам отходите к Дунаю, а мы с поручиком в руки туркам живыми не попадём, и он взвёл курки на обоих своих пистолетах.
Через пару часов из деревни вернулся Брусниций. – Там всё спокойно, к нам прибыли те, кого мы и ждали. Скоро две крытые повозки подъедут до условленного места, и в них нужно будет загрузить золото.
Со стороны тракта показались две большие чёрные кареты из тех, которые использовались богатыми османскими сановниками или султанскими курьерами. Именно такие в своё время они и выбили у моста на засаде. Лёшка даже посмотрел на их корпус, словно ожидая увидеть там отметины от пуль.
– Стоять, спокойно! Это свои! – Баранов, выскочив с козлов первой кареты, поднял вверх руки.
Из карет вышло несколько человек в военной турецкой одежде, с ружьями наизготовку. Егеря, рассыпавшись вокруг, тоже держали их всех на прицеле.
– Что, Алексий, как в чинах вырос, так не признал старых друзей? – Высокий, смуглый «турок» стянул белоснежный тюрбан с головы.
– Бо́гдан! Вот это встреча! – Лёшка опустил штуцер и шагнул навстречу старому знакомому. – Братцы! Отбой, это свои! И он обнял разведчика. – А мы уж думали, что это подстава. Вас никак вас от настоящих османов не отличить!
– Так и должно быть, – улыбнулся серб. – А совсем скоро у нас ещё и пара десятков из конной охраны будет. Настоящие сипахи, кстати. Правда, с ними мы «в тёмную» обходимся, они-то думают, что и правда, важных османских курьеров охраняют. Так что у нас здесь всё серьёзно.
Золото было загружено, и теперь егеря прощались с «прикомандированными». За время пути всякая заносчивость с гвардейцев слетела напрочь. Как и обещал им Егоров, ели все с одного котелка, спали на ночёвках, прижавшись к друг другу.
– Удачи вам, братцы!
– И вам, вашбродь! Помогай вам Бог!
Кареты тронулись. Скрипя и подскакивая на ухабах разбитой дороги, они, медленно набирая скорость, покатили в сторону большого тракта.
Ротный оглядел егерей:
– Ну что, ребята, а нам пора в обратный путь?! Идём во временный лагерь, через час мы должны уже быть в пути! Вперёд!
Глава 3. Заечары
Обратный путь от Топоницы в сторону Княжеваца был легче. Уже не давили, так как раньше на спину и плечи, опустевшие вещевые мешки. Да и жаркое весеннее солнце Сербии растопило сугробы в лесах, а кое-где оно даже успело, и просушить землю.
Спустившись на равнину, до Сврлига двигались только ночами. В том овраге, где в случае опасности должны были их ждать Живан с дозорными, никого не оказалось, и рота, перейдя мелкий в этих местах Тимок, устремилась на север. Опять пошла холмистая местность. Обойдя Княжевац с востока, егеря вошли в тот большой лес, где был хутор лесника.
– Ваше благородие, кто-то из людей рядом, я словно бы на своей шкуре чужой взгляд чую, – доложился капитану Лужин. – Да и следы тоже кое-какие есть, мягонько идут те люди, канешна, опытные, видать, лесовики, тут ничего я плохого про них не скажу, но так ведь и мы же не лаптем щи хлебаем!
– Дозорным своим накажи, чтобы внимательней оглядывались, в случае чего пусть из оружия не спешат бить, – распорядился командир роты. – Если это албанские наёмники, то схватки нам всё равно не избежать, но а вдруг нас гайдуки Стояновича ведут. Всё равно скоро нужная нам поляна будет, хочешь не хочешь, а им-то себя показывать придётся.
На лесной проплешине стоял, широко расставив ноги коренастый, немолодой уже дядька в драной короткой шубейке и в меховой каракулевой шапке на голове. Длинное старинное ружьё стояло у его ног и он, попыхивая кривой трубкой опираясь на него, с ухмылкой оглядывал окруживших его дозорных.
– Вот он, вашбродь, – показал на лесного человека Лужин. – Старшего, говорит, своего позови, того офицера, у которого шрам на щеке и его ещё Лексием кличут. Сам-то он оружие опустил своё, как будто бы и не сторожится вовсе, а за ним, чуть дальше, кустики вон шоволятся. Как видно, там ещё какие-то люди в них сидят.
– Рота! Занять круговую оборону, – скомандовал Егоров. – Если это вдруг засада, уходим на восток, там через тридцать вёрст уже крутые горы будут!
Алексей, выйдя из-за куста, остановился в десяти шагах от дядьки:
– Здраво, драга! Како си? Какво је здравље команданта Стојановића?
[5]
