Я была очень застенчива. Братьев у меня не было, а отец отличался старомодностью. Мне было трудно пройти по тонкой линии отношений с противоположным полом, не потеряв равновесия. С одной стороны, нужно привлекать мужчин. С другой – их нельзя привлекать слишком сильно. Будешь флиртовать слишком слабо, они выберут более привлекательную девушку. Перегнешь палку – испортишь репутацию. Распущенность не красит девушку, вот почему у всех нас были компаньонки. Золоченые кресла стояли вокруг танцевального пространства. В этих креслах сидели матери, тетушки, старшие сестры и другие ответственные женщины, способные предотвратить любой скандал. Они действовали как суровое напоминание, «отпугиватель» не самых удачных идей молодых людей (а порой и юных девушек). Некоторые молодые люди сразу же считались ненадежными – с такими не стоит ездить в такси.
Весной 1950 года меня, как и всех дебютанток, представили ко двору. Мама в свое время надела бы по такому случаю летящее белое вечернее платье с пышной юбкой, но времена изменились. Традиции тоже: мое представление ко двору происходило днем, и на нас были относительно короткие платья.
Накануне моего совершеннолетия, в июне 1950 года, в Холкеме проходил мой личный бал. Первый такой бал был устроен в июне 1740 года в честь Томаса Кука, первого графа Лестера во втором его воплощении. 130 гостей собрались в оранжерее, освещенной тысячами свечей, закрепленных в канделябрах. Прошло более двухсот лет, и Холкем вновь озарился – на сей раз военными прожекторами. Над длинной подъездной дорожкой повесили цветные лампочки. Дом был залит светом. Осветили даже обелиск и лес. Все было, как в диснеевском фильме. Музыка из бального зала доносилась до самых дальних уголков парка.
«Татлер» назвал меня «дебютанткой года», и мне было очень приятно, хотя такой статус еще больше усилил давление. Сезон начался лишь в мае, поэтому на своем балу в июне я почти никого еще не знала.
Когда я собиралась надеть платье из парашютного шелка, которое так нравилось маме, отец сказал:
– Надеюсь, ты не будешь похожа на парашют.
Я страшно расстроилась. Отец всегда умел говорить не то, что нужно, и никогда не вселял в меня уверенность. Через несколько лет в день моей свадьбы он сумел выдавить из себя лишь пару слов: «Надеюсь, ты это сделаешь».
Гости, которые расположились во многих домах Северного Норфолка, сначала устраивали совместные банкеты, а потом отправлялись на балы. Балы начинались в десять-одиннадцать часов и продолжались всю ночь. Принцесса Елизавета находилась на Мальте и к нам не приехала, но в одиннадцать приехали король, королева и принцесса Маргарет. Отец встретил их у Южных ворот и сопроводил по длинной подъездной дорожке до самого дома.
Выйдя на мраморную лестницу, я огляделась вокруг. Что могло бы быть более романтичным, чем знакомство с судьбой всей моей жизни на собственном балу? Но шансы были невелики. Отец позволил мне пригласить только кузин и школьных подружек – мужчин на балу было маловато. Он сам составлял список приглашенных – исключительно «людей нужного сорта», так что на моем балу собралось множество незнакомцев, кузенов и друзей отца.
Бал устроили в парадных апартаментах. Играл ансамбль Томми Кинсмена Deb’s Delight – самый популярный на подобных балах. Томми Кинсмен играл на нескольких балах, где я уже успела побывать, и я знала, что он с удовольствием играет по заявкам. Мы с подружками составили список любимых песен и передали музыкантам. Принцесса Маргарет тоже была поклонницей этого ансамбля – весь вечер она буквально сияла от радости.
Среди ночи подали легкий ужин – яйца, оленину, овощи из нашего поместья и шампанское из наших подвалов. Накануне я много времени провела на кухне, наблюдая, как готовятся деликатесы. Карточки еще никто не отменил, и в таких условиях ужин казался просто роскошным. Вечер стал потрясающим праздником веселья и радости.
Но как бы замечательно все ни было, мне было страшновато. Я немало времени провела у стенки и в парке. Я предлагала шампанское гостям. Я чувствовала себя неловко – кого-то из мужчин я просто не знала, а кое-кого предпочитала избегать. Я с удовольствием смотрела, как принцесса Маргарет танцует с Марком Бонэм Картером, дядей Хелены Бонэм Картер, с другом семьи Билли Уоллесом (позже принцесса даже собиралась выйти за него замуж) и с моим кузеном Дэвидом Огилви. В легком голубом платье принцесса кружилась в вихре танца. Чувствовалось, что вечер доставляет ей большое наслаждение.
Самым приятным для меня в тот вечер стало возобновление дружбы с принцессой Маргарет. На рассвете мы стояли с ней в портике Холкема, любовались пролетающими гусями и болтали. Я поняла, что хотя мы уже выросли, но детская дружба не исчезла. В таких отношениях всегда можно было начать с того, где мы остановились. В жизни Маргарет многое произошло. В моей тоже. И вот мы стояли и встречали рассвет – рассвет нашей взрослой жизни.
Хотя тот вечер стал одним из самых прекрасных в моей жизни, тогда же произошло нечто ужасное, о чем я много лет не догадывалась. Когда гости начали расходиться, чтобы на рассвете лечь спать, Дэвид Огилви, проходя мимо фонтана, который работал всю ночь, заметил в воде куртку. Дотянуться он не смог, поэтому вернулся домой за помощью. Оказалось, что в фонтане утонул молодой садовник. Сотни людей танцевали, смеялись и пили шампанское – а он погиб. Мне об этой трагедии не рассказали. Отец был страшно расстроен, другие садовники тоже. Но никто не хотел меня тревожить. Я много лет даже не представляла, что произошло на моем балу, и вспоминала ту ночь с теплотой. Теперь же воспоминания мои омрачены той трагедией.
Хотя на собственном балу я не встретила любовь всей жизни, за время сезона у меня появилось несколько хороших друзей. Я познакомилась с Найджелом Ли-Пембертоном. Он был очень мил – пожалуй, даже слишком. Найджел был певцом, впоследствии он уехал за границу и стал выступать под именем Найджел Дуглас. Он был очень добр – но симпатизировал мне сильнее, чем я ему. Что бы он ни планировал, что-то всегда шло не так.
Однажды он пригласил меня в оперу. Я согласилась, и он предупредил, чтобы я была готова к определенному времени. К сожалению, я опоздала. Подбегая к дому Га, чтобы собраться в театр, я, к своему ужасу, увидела огромный конный экипаж. «Господи, – подумала я, – неужели это сюрприз Найджела?»
Найджел, разумеется, страшно нервничал, потому что мы уже опаздывали и никак не могли добраться до Ковент-Гардена в экипаже. Мы вызвали такси, а экипаж забрал нас после спектакля. Сидеть в нем было страшно неловко. Мы ехали по Сент-Джеймс-стрит, и все вокруг смотрели на нас. Неожиданно раздался жуткий грохот, который привлек к нам еще больше внимания. Колесо экипажа зацепилось за бампер такси, мы застряли, все машины вокруг засигналили, на улице возникла полная пробка. Я была в ужасе. Мне было страшно жаль Найджела – ведь он хотел устроить мне такой милый сюрприз.
В другой раз он попросил меня помочь ему во время выступления в ночном клубе. В центре сцены была установлена золотая клетка.
– Ты будешь сидеть в клетке на жердочке и станешь раскачиваться – ведь моя песня называется «Птичка в золотой клетке», – сказал Найджел. – Это будет чудесно!
