Во время этого перерыва архиепископ Кентерберийский достал маленькую фляжечку с бренди и предложил присутствующим. Королева и другие фрейлины отказались, но я сделала глоток. Я не завтракала и все еще чувствовала себя странно. Я надеялась, что это мне поможет.
От мысли о том, что церемония почти закончилась, я почувствовала себя невероятно счастливой. Под звуки «Великолепия и пышности» Элгара мы шли по проходу вслед за королевой. Эта музыка идеально отражала радостное настроение дня. Но еще более потрясающее чувство охватило меня, когда мы вышли из аббатства и королеву приветствовал весь мир. Крики стали настолько громкими, что мне казалось, вся нация в едином порыве приветствует королеву.
Хотя на ступеньках пришлось сосредоточиться, чтобы не совершить ошибки, я очень живо помню свои чувства. Я чувствовала себя частью истории. Королева справлялась со своей ролью с блеском. К счастью, никто из нас не упал. Мы прошли в пристройку, где гостям подали «коронационного цыпленка» – рецепт был специально создан для этого дня. Я должна была умирать от голода, но могла думать только об одном: я должна находиться на своем месте и поддерживать шлейф королевы, когда она движется.
К этому времени дождь в Лондоне совсем разошелся, но люди стояли на улицах, ожидая появления королевы. Долго ждать им не пришлось. Мы помогли королеве сесть в золотую карету, а собравшиеся приветствовали ее криками. Карета поехала, и я видела, как тысячи людей машут своей королеве под проливным дождем.
Королева проехала половину Лондона. За ней в другой карете следовали Рози Спенсер-Черчилль и Джейн Вейн-Темпест-Стюарт. Нас же доставили в Букингемский дворец, где мы ожидали возвращения королевы после долгой процессии.
Во дворце мы стояли у входа, ожидая возвращения королевы и наблюдая, как прибывают гости. Мимо нас прошли все. Королева Тонга
[19] Салоте приехала в юбке из национального нетканого материала тáпа, сделанного из коры дерева. Прическу она украсила красными перьями священной птицы кула. Королева совсем промокла: она опустила крышу своего экипажа, чтобы собравшиеся ее видели – необычное, но очень популярное решение. Она прошла мимо нас с широкой улыбкой.
Люди прибывали и прибывали. И вот наконец появилась королева Елизавета. Выйдя из кареты, она повернулась к нам с волшебной улыбкой и поблагодарила за все, что мы сделали. Она сказала, что мы справились прекрасно. Мы вздохнули с облегчением. Тревожная сосредоточенность мгновенно сменилась восторгом.
В Букингемском дворце царило то же приподнятое настроение, что и в Вестминстерском аббатстве, но атмосфера была более расслабленной. Хотя событие все еще оставалось формальным, нам уже не казалось, что вся нация затаила дыхание. Без телевизионных камер было легче наслаждаться происходящим. Роль фрейлин дарила нам редкую привилегию – мы находились рядом с королевой и могли увидеть всех.
Привели принца Чарльза и принцессу Анну, и дети тут же спрятались под юбками матери. Королева не возражала. Она буквально парила в воздухе. Но, когда она сняла корону и положила на специальный столик, принц Чарльз выскочил и схватил ее с большим энтузиазмом. Кто-то (возможно, моя мама) выхватил корону из ручонок наследного принца и вернул ее на столик.
Как и в аббатстве, во дворце время текло по-своему. Вскоре мы последовали за королевой по длинному и широкому коридору к месту официальной фотосессии. Королева была так возбуждена, что бросилась бежать, и мы побежали вместе с ней. Так же неожиданно она села на красный диван в галерее, и юбки платья красиво улеглись вокруг нее. Мы сели рядом с ней. Королева принялась болтать ногами от радости, и мы сделали то же самое. Это был счастливейший момент.
Пока мы все наслаждались радостным моментом нашей жизни, принцесса Маргарет не выглядела счастливой – я заметила это в приватном фильме, который снимали специально для королевы. Много лет спустя я спросила ее об этом.
– Конечно, мне было грустно, Энн, – ответила Маргарет. – Я только что потеряла любимого отца. А в тот день я потеряла сестру, потому что у нее появились другие обязанности и она уже переехала в Букингемский дворец. Остались только я и королева-мать.
Ни принцесса Маргарет, ни кто другой не знали, что всего через пару недель после коронации ее надежды рухнут. Пресса узнает, что она влюблена в конюшего своего отца, полковника авиации Питера Таунсенда. Питер Таунсенд был отважным героем войны. Он был на шестнадцать лет старше Маргарет. Увидев, как принцесса снимает пушинку с его мундира возле Вестминстерского аббатства, журналисты этого не упустили. Разгорелся скандал, который потряс основы монархии и расколол нацию.
Но в день коронации я совершенно не замечала печали принцессы Маргарет. Я последовала за королевой в Белую гостиную, где были сделаны официальные фотографии. Сесил Битон прибыл из аббатства и подготовил два фона. Одна группа могла располагаться должным образом, пока он фотографировал другую. Королева снова надела корону. Мы стояли рядом с ней и ждали инструкций.
Герцог Эдинбургский хотел, чтобы фотографии сделал его друг Бэрон, но королева-мать так любила Сесила Битона, что настояла на своем. Герцог разозлился и начал всеми командовать. Он указывал нам, где стоять и когда улыбаться. Но и Сесил Битон становился настоящим командиром за камерой. Он терпеть не мог, когда ему мешали. Чем больше герцог пытался настоять на своем, тем напряженнее становилась атмосфера.
Герцог настаивал. То ли он не понимал, что нервирует фотографа, то ли ему просто не было до этого дела. В конце концов Битон взорвался. Он отложил камеру, посмотрел на принца Филиппа и сказал:
– Сэр, если вы хотите сделать фотографии самостоятельно, пожалуйста…
Он указал на камеру и направился к дверям. Королева была в ужасе, равно как и королева-мать. Поняв, что он зашел слишком далеко, Филипп отступил.
Когда фотографии были сделаны, королева вышла на балкон, и мы последовали за ней. Это был один из самых потрясающих моментов дня. Перед дворцом собралась огромная толпа людей. Все стояли плечом к плечу от дворца до арки Адмиралтейства и в Сент-Джеймсском парке. Как только королева вышла, толпа буквально взревела. Я почувствовала, как звуковая волна захлестывает нас на балконе.
Я стояла и думала, что начинается новая, елизаветинская эпоха. Мы пережили войну и все еще справлялись с ее последствиями, но этот день был настоящим праздником.
Мне посчастливилось увидеть такую же толпу в день шестидесятилетия коронации. И я сразу почувствовала разницу между этими людьми и теми, кто стоял здесь в 1953 году. Я поняла, что в тот день толпа не была яркой – война давала знать о себе. В стране все еще были карточки, и многие пришли в военной форме. Много лет мы с Кэри, как и многие другие, шили юбки из войлока, потому что его было много, и шить из него было легко. И когда я стояла на балконе в шелковом платье от Нормана Хартнелла, рядом с королевой, все казалось мне совершенно невероятным.
