Отец мой был мужчиной красивым и весьма популярным. Он обожал сельские радости. Наследник графства Лестер, он всегда был завидным женихом. Мои родители познакомились на лыжном курорте Санкт-Мориц, когда маме было пятнадцать, а отцу семнадцать. Они сразу же полюбили друг друга и даже неофициально обручились. «Я точно знаю, что хочу на тебе жениться», – сказал отец. Возможно, он так поспешил, потому что страшно боялся другой девушки из Норфолка, которая имела на него самые серьезные виды. Объявив о своей помолвке, он мог положить конец ее притязаниям.
Мама моя была женщиной очень красивой и абсолютно уверенной в себе. Думаю, именно это и привлекло отца. Сам он был человеком довольно сдержанным и спокойным, и решительная, жизнерадостная мама идеально его дополняла.
Их можно было назвать золотой парой высшего общества. Они близко дружили с герцогом и герцогиней Йоркскими, которые позже, из-за отречения брата герцога, короля Эдуарда VIII, неожиданно стали королем и королевой Англии. Родители мои дружили с сестрами принца Филиппа, принцессами Теодорой, Маргаритой, Сесилией и Софи, которые часто приезжали погостить в Холкеме. Удивительно, но юный принц Филипп, который был намного младше сестер, всегда останавливался с няней не в Холкеме, а в пабе «Виктория», расположенном прямо на пляже. Недавно я спросила его, почему он не останавливался у нас, но он сам этого не понимал, поэтому мы решили, что ему просто хотелось быть максимально близко к пляжу.
Родители мои поженились в октябре 1931 года, а я стала ребенком медового месяца – родилась в день первой годовщины их свадьбы.
Пока мне не исполнилось девять лет, графом Лестером был мой прадед. Он сам и мой дед тоже жили в Холкеме в собственном крыле замка. Дом наш был огромным – особенно для ребенка. Дом был так велик, что лакеи опускали сырые яйца в кастрюльку с горячей водой и несли с кухни в детскую: к моменту их прихода яйца уже были идеально сварены. Мы часто бывали у деда. Я его просто обожала, а он старался проводить со мной побольше времени. Мы сидели в длинной галерее и слушали классическую музыку на граммофоне. Когда я стала чуть постарше, он научил меня фотографии – ему удалось передать мне свою страсть к этому искусству.
Когда отец служил в Шотландском гвардейском полку, мы исколесили всю страну. Мной занимались няни, на плечи которых легли все повседневные заботы. Мама никогда не купала и не одевала меня и мою сестру Кэри. Она не кормила нас и не укладывала спать. Зато она всегда организовывала что-то интересное – поездки или пикники на природе.
Отец отнесся к семейным обязанностям своеобразно. Он был человеком суровым и прямолинейным. Отец всегда требовал, чтобы мы спали с открытыми окнами, и тщательно проверял, строго ли мы соблюдаем правила туалета. Я всегда старалась усесться ему на колени, но была слишком крупной, и он сгонял меня ради Кэри. Кэри он нежно любил и называл «своей маленькой куколкой-мечтательницей».
Отец рос в Викторианскую эпоху, и детство его было вполне типичным для мальчика его происхождения. Его воспитывали няни и гувернантки, потом он отправился в Итон, а оттуда в Сандхерст
[5]. Отец проследил, чтобы его сын узнал все, что должен знать наследник. Мой дед был отцом любящим, но довольно отстраненным. Сентиментальность была ему несвойственна. Он не любил демонстрировать эмоции. Впрочем, в нашей семье такими были все, даже мама. Да, она нас обнимала и говорила добрые слова, но крайне редко говорила о своих чувствах и не интересовалась нашими. Сердечности в отношениях не было. Когда я стала старше, она стала вести со мной воспитательные беседы. Люди ее поколения и социального статуса не привыкли проявлять эмоции.
Но во многих других отношениях мама была полной противоположностью отцу. Будучи всего на девятнадцать лет меня старше, она стала для меня скорее старшей сестрой, веселой и игривой. Мы с Кэри лазили с ней по деревьям с палкой, к которой был привязан половник. Половником мы вылавливали из гнезд яйца галок – они были куда вкуснее яиц зуйков. Мы с мамой устраивали пикники на пляже, ездили в маленький Остин. Я страшно любила тамошнее мороженое – торговцы мороженым ездили на велосипедах и кричали: «Останови меня и купи мороженое!»
Когда это требовалось, мама становилась воплощением красоты и элегантности, но не забывала и о собственных увлечениях, которые зачастую были довольно рискованными. Мама была бесстрашной наездницей и гоняла на «Харли-Дэвидсоне» Мне она привила свою любовь к парусному спорту. Уже в пять лет я начала плавать на байдарке по волшебным речкам Бернэм-Овери-Стейт
[6] и перестала, лишь когда мне исполнилось восемьдесят. Я всегда участвовала в местных гонках, но частенько оказывалась последней и приплывала к финишу, когда все уже расходились по домам.
Холкем был сугубо мужским поместьем, суровым и довольно старомодным. Мой прапрадед, второй граф, унаследовал отцовский титул в 1842 году. Он был графом, когда мой отец был еще мальчишкой. Прапрадед был настоящим брюзгой – даже жена должна была называть его Лестером. В молодости он как-то встретил в коридоре няню с ребенком и строго спросил:
– Чей это ребенок?
– Ваш, милорд, – ответила озадаченная няня.
Хрупкий, старый, прадед провел последние годы на раскладной кровати в парадных покоях. У него были очки в тонкой металлической оправе. Иногда он выбирался на улицу и катался по парку в конном экипаже вместе со своей многострадальной второй женой. Она сидела на подушке, пристегнутой к защитному крылу.
Холкем всегда был домом графов и менялся очень медленно. У мужчин и женщин здесь были строго определенные роли. Летом дамы выезжали в Милз-Хаус, старый особняк на пляже. Здесь они проводили свой «отпуск», когда могли наконец распустить волосы и избавиться от корсетов.
Дед рассказывал мне о наших предках с самого юного возраста. Я узнала, как первый граф Лестер в пятом своем воплощении (линия много раз прерывалась, и отец, у которого не было сыновей, стал очередным разочарованием), Томас Кук, отправился в гран-тур по Европе – в этакие роскошные каникулы длиной в целый год. Из Италии он отправил домой десятки картин и мраморных статуй. Чтобы произведения искусства не повредились при транспортировке, их переложили листьями и желудями дуба Quercus ilex – тогдашний вариант пузырчатой пленки.
Дед рассказывал, что эти желуди потом высадили в поместье – так появилась первая аллея каменных дубов (это вечнозеленое средиземноморское дерево называют еще дубом падуболистным) в Англии. Ландшафт поместья разработал сам прадед. Он отвел болота от дома, насадив сосновые леса, которые сегодня окаймляют пляж Холкем. До него подобными работами занимался первый граф в седьмом воплощении. Его даже прозвали Куком Норфолкским – такое огромное влияние на сельское хозяйства графства он оказал. Он стал одним из инициаторов сельскохозяйственной реформы в Британии.
Жизнь в Холкеме вращалась вокруг возделывания земли, и к этому занятию здесь относились очень серьезно. На землях поместья трудились десятки фермеров-арендаторов. Множество садовников присматривали за огромным садом и огородом. Чтобы персики и нектарины зрели быстрее, кирпичные стены обогревались кострами – по ночам за ними присматривали мальчишки. Жаркими летними днями я любила объезжать сады на велосипеде. Я срывала персик, сломя голову неслась к фонтану перед домом и плюхалась туда, чтобы немного остыть.
