Когда я сегодня оглядываюсь назад и вспоминаю Чарли в детстве, мне хочется плакать, потому что мы не представляли масштабов его мучений, не догадывались, что ждет его в будущем. Он был нашей радостью и гордостью – долгожданный мальчик, наш первенец, наследник Глена.
Отношения Чарли и Генри стали напряженными. Чарли часто бывал довольно жестоким – когда Генри хотел сесть рядом, Чарли отодвигался, а порой он отказывался трогать то, что трогал Генри. У Генри был совершенно другой характер, очень легкий и открытый. Он был спокойным и добрым мальчиком. Он не рисовал свастики, а ходил в Букингемский дворец на уроки танцев вместе с принцем Эндрю, и ему это очень нравилось.
В 1968 году у меня родился третий сын, Кристофер. Даже младенцем он отличался чудесным характером. Казалось, появление младшего брата сблизило двоих старших. Чарли стал более спокойным, больше улыбался, его ритуалы ослабели. Больше всего ему нравилось проводить время в Глене. Он часами бродил по лесу с егерями или катался на своем маленьком мотоцикле по поместью. Мы думали, что все наладилось, все проблемы остались в прошлом. Я вздохнула с облегчением: больше всего на свете я хотела, чтобы мои дети были счастливы. Я так хотела быть хорошей матерью. И я, и мои друзья росли в годы войны, и все мечтали о больших семьях – так природа хотела компенсировать потерянное поколение. Но хотя у меня было трое замечательных сыновей, я очень хотела девочку. Я сохранила все свои детские куклы, надеясь когда-нибудь подарить их своей дочери. В 1970 году моя мечта исполнилась – у меня родилась дочь! Даже две дочери – двойняшки Мэй и Эми. Я не ожидала двойню. Мне казалось, что у меня будет еще один крупный мальчик – Генри при рождении весил 4 килограмма 300 граммов. Когда родились наши девочки, счастливый Колин кинулся в Париж, чтобы купить им приданое от «Бэби Диор», украшенное их монограммами.
Наша жизнь казалась идеальной. Но, думая о детстве своих детей, я понимаю, что детство Кристофера и двойняшек было совсем не таким, как у Чарли и Генри. Чарли был на двенадцать лет старше двойняшек, Генри – на десять. К моменту рождения Кристофера и девочек старшие мальчики уже учились в пансионах. Разница в возрасте была настолько велика, что мы превратились в две разные семьи.
У Чарли и Генри были разные няни. Они приходили и уходили. В жизни же младших была стабильность – и это было главное различие. И основой стабильности была няня Барбара Барнс из Холкема. Ее отец работал в поместье. Дети ее просто обожали, и она стала моей верной союзницей. Она работала у нас двенадцать лет, пока двойняшки в 1982 году не отправились в пансион, а потом стала няней принцев Уильяма и Гарри. Но она навсегда осталась частью нашей семьи.
Барбару обожали не только дети. Она отлично поладила с Колином и прекрасно умела справляться с его довольно непростым характером. Однажды я услышала громкий удар в кабинете Колина, потом раздался его крик. Барбара тут же отправилась в кабинет. Колин стоял на столе, топал ногами и кричал. Барбара решительно заявила:
– Лорд Гленконнер, не могли бы вы спуститься и успокоиться? Вы пугаете детей!
И он послушался. Даже спорить не стал. В другой раз мы со всеми пятью детьми и Барбарой летели на небольшом самолете на Мюстик. Неожиданно пилот сообщил, что может совершить аварийную посадку в море. Нам велели надеть спасательные жилеты. Мы замерли, надеясь, что все обойдется. Но у Колина началась паника. Он натянул маску, взял в зубы трубку, начал кричать и метаться по салону в поисках надувного спасательного плота. Когда он нашел плот, Генри дернул за шнур, плот стал раздуваться, заполняя салон.
Барбара спокойно достала из сумочки ножницы и проткнула плот. Плот стал сдуваться, но довольно медленно. К этому моменту Колин уже орал во все горло. И тогда Барбара очень громко и решительно заявила:
– Успокойтесь, лорд Гленконнер! Вы нас всех пугаете!
И он снова послушался. Он никогда не прекратил бы кричать, если бы его попросила я. Самолет не разбился, но выйти из салона мы смогли, только когда вытащили плот. Колин снял маску и трубку и выходил с покаянным видом.
Барбара всегда умела справляться с любыми ситуациями, и мне стало легче общаться с детьми, потому что с ней мы были настоящей командой. С Кристофером я никак не могла закончить грудное вскармливание, поэтому целый год Барбара с малышом сопровождала меня с Колином на разных мероприятиях. А когда маленькими были двойняшки, она кормила из бутылочки одну девочку, пока я кормила грудью вторую.
Иметь двух маленьких девочек – настоящее счастье, хотя чаще всего они предпочитали общество друг друга. Им нравилось спать в одной коляске, крепко обнявшись. Иногда я чувствовала себя лишней – они были вдвоем, и я им была совершенно не нужна. Барбара понимала мои чувства, и это мне очень помогало. Я никогда не решилась бы признаться в этом никому другому, особенно Колину.
Появление Барбары стало для меня настоящим подарком судьбы. Я знала, что моим детям обеспечен надежный присмотр, когда меня нет рядом. Мне стало намного легче общаться с детьми и поддерживать баланс между ролью жены и ролью матери.
Когда двойняшки были еще совсем маленькими, Барбара гуляла с ними и Кристофером в садах Ранела на территории Королевской больницы в Челси. Атмосфера там царила очень формальная: няни сидели на разных скамейках в соответствии со статусом семей, в которых они работали. Няни, работавшие у графов, не осмеливались садиться рядом с нянями, работавшими у герцогов.
Каждое утро я брала Кристофера, а когда у Барбары был выходной, то и двойняшек, и отправлялась гулять в парк с огромной двойной коляской, похожей на тяжелый танк. Дети любили этот парк, потому что там не было плоского газона, как в большинстве лондонских парков, а имелись холмики, поросшие кустарником, где можно было прятаться от бдительных взрослых. Я всегда поражалась тщеславию некоторых людей. Я видела коляски с фамильным гербом. А у некоторых детишек рукава были приколоты к куску белой материи, которая накрывала их колени – все для того, чтобы во время прогулки ребенок сидел в коляске в идеальной позе.
Оглядываясь назад, я понимаю, что по характеру Барбара была точно такой же, как моя любимая гувернантка Билли Уильямс. На моих младших детей она повлияла так же, как Билли на меня. Дети росли спокойными, уверенными в стабильности своей жизни. Но Чарли и Генри были потеряны – они стали частью нашей жизни лишь после рождения Кристофера. Колин всегда говорил, что Чарли вырос бы другим, если бы в детстве рядом с ним была Барбара. Если бы у него была хорошая, постоянная няня, он никогда не стал бы таким странным.
Хотя няни были неотъемлемой частью семейной жизни, но точно такой же были и пансионы. Дети обожали Барбару – и ненавидели школу, хотя двойняшкам было легче, потому что их было двое. Видеть их страдания было невыносимо. Я отвозила их в школу, они каждый раз горько рыдали, и я страшно переживала. Мы пытались хоть как-то сгладить ситуацию: во время каникул мы с Колином брали детей и ездили по всей Европе, знакомя их с разными странами и культурами. Мы были в Амстердаме, Мадриде и Риме. В Берлин Колину ехать не хотелось, но мы отправились в чудесную поездку по замкам короля Людвига в Баварии. Детям очень понравились замки, по образу которых были построены Диснейленды. Когда мы вошли в зал, где висели портреты всех женщин, с которыми у Людвига были романы (хотя он предпочитал однополые отношения), дети очень развеселились – я показала им мою родственницу, Джейн Дигби, и рассказала ее историю. Она влюбилась в короля Людвига, когда ее отослали в Европу из Холкема, где у нее случился непозволительный роман с библиотекарем.
