– Что ж, – пробормотал он, конфузливо пряча рублевку. – Разве что в порядке исключения – все-таки европейская знаменитость, что там ни говори. Протелефонируйте на конюшню, вызовите мне экипаж. И сами далеко не уходите – покажете, где живет ваша Сонька!
Глава двенадцатая
(октябрь 1903 г., о. Сахалин)
Вернувшись из Маоки, Агасфер счел своим долгом нанести визит губернатору, поблагодарить за предоставленный катер и рассказать о начале строительства консервной фабрики. А заодно и о полученных из Владивостока тревожных вестях. Ляпунов, прочитав письмо Семенова, поморщился:
– Милостивый государь, вы, право, словно сговорились все: войной меня пугаете! Ну и что с того, что японцы начали покидать Владивосток? Это политика, сударь мой! Россия от Ляодунского полуострова не отступается, Маньчжурию отдавать японцам не желает – и правильно делает, между прочим! А японцы закрытием учреждений в Приморье и массовым отъездом оттуда нам свое недовольство выказывают! Ну, скажите мне, положа руку на сердце, господин фон Берг: сильно ли экономика Дальнего Востока от подобной демонстрации пострадала? Нешто не проживем мы без японских банков во Владивостоке, без мизерной торговлишки с этими азиатами?
– Проживем, разумеется, – пожал плечами Агасфер. – Так не в этом же дело, ваше высокопревосходительство!
– А коли не в этом, – хитро прищурился Ляпунов, – тогда извольте объяснить, сударь мой: если война, на ваш взгляд, неминуема, отчего же вы этакое дело, как строительство консервной фабрики, затеяли? На паях с приморскими купцами дело подымаете – так ведь и собственные средства вкладываете, а, господин фон Берг? И немалые, надо полагать. Или надеетесь на некие особые с японцами отношения и полагаете, что в случае чего они фабрику эту у вас с Семеновым и Демби не отберут? Яков Лазаревич правильно пишет: только его компаньон Демби, будучи шотландского происхождения и имея в Японии и недвижимость, и давнюю коммерцию, ничем не рискует! А вы, милостивый государь?
– Могу в свое оправдание лишь напомнить мнение его высокопревосходительства, военного министра Куропаткина. Ежели помните, Михаил Николаевич, он, помимо всего прочего, заявил о необоснованности опасений за судьбу Сахалина по одной простой причине. Япония не устает бесконечно подчеркивать свою цивилизованность, в том числе и в международных делах. Между тем существует международное право, в одном из положений которого четко сформулировано: местности, употребляемые для ссылки и наказания преступников, не могут являться театрами военных действий и не подлежат вторжению неприятеля. Таким образом, я считаю себя застрахованным от оккупации и прочих военных бед.
– Хм… А то, что Япония не подписала эту международную норму – вас не смущает?
– Военный министр считает, что тем больше у них оснований придерживаться этой нормы…
– Вот и славно, господин барон! Слава богу, у меня в этом вопросе есть верный союзник. Кстати, о вашей фабрике: когда планируется выпуск первой партии продукции?
– Норвежские инженеры обещают уже в этом году, ваше превосходительство. Там же архипростое оборудование: котлы, да небольшой цех металлопроката. Двадцать тысяч готовых банок они привезли с собой.
– Мое содействие требуется, Михаил Карлович?
– Пока нет. И, предупреждая ваш следующий вопрос, я поставил перед компаньонами вопрос о привлечения к новому промыслу каторжников. Так что вот когда они дадут согласие – надо будет строить в Маоке казарму для арестантов и охраны.
– Ну, чего-чего, а леса и арестантов у нас хватает. Что ж, благодарю, барон!
⁂
У себя в кабинете Агасфер достал записи и пометки, сделанные во время последней беседы с фон Бунге и задумался.
Тарасенко – нач. воинской команды
Сурминский, Перлишин – доктора
Шурка-Гренадерша – квартирная хозяйка Соньки
Семен Блоха – первый сожитель Соньки
Пазухин – арестант-«тачечник», единств. оставшийся живым фигурант дела об убийстве Никитина
Некто – кто был пятым «иваном» на совести Соньки?
Богданов – дважды был Сонькиным сожителем
Комлев – штатный палач каторги
Сима Юровская – единств. свидетель по второму убийству
Ландсберг – причина стычки с Сонькой?
Сонька – почему решила перейти в православие?
Тарасенко он сразу решил из своего списка вычеркнуть: что он может рассказать? О тактике и стратегии поимки? Доктора… Почему-то при их упоминании фон Бунге ехидно хихикнул. Ладно, разговор с ними подготовки не требует – в отличие, например, от Шурки, которой кто-то едва не отрезал язык…
К Богданову тоже не подойдешь запросто и не спросишь: что за любовь у тебя с Сонькой?
Комлев? Кто-то из старожилов каторги, то ли надзиратель, то ли смотритель, как-то упоминал про искусство палача – но Агасферу слушать про кровавые подробности было неинтересно, и тогда разговора он не поддержал. Теперь жалко, конечно… Хотя можно и завести знакомство: в связи с отменой на каторге смертной казни и плетей Комлев, считай, без работы остался. Кто-то упоминал, что он чуть ли не в няньки подался – ну, в это поверить трудно. Шуткует народ…
Сима Юровская сошла с ума – надо поинтересоваться, где она. В больничке под надзором или на воле?
Отложив свои записи, Берг встал из-за стола и подошел к окну. В чахлом садике несколько кустов рябины уже были тронуты первыми осенними заморозками. Листья покраснели, но пока еще держались, отчаянно бились на ветру. На дощатом тротуаре за палисадником то и дело появлялись фигуры редким прохожих – то тюремный чиновник в черном мундире, то спешащие куда-то дамы местного полусвета, то поселенец в немыслимой серой хламиде. Все спешили по своим делам, глядели преимущественно под ноги, лица были озабочены либо угрюмы.
Агасфер на мгновение прикрыл веки, представляя себе далекие, кажущиеся нереальными петербургские улицы. Там, в далекой Северной столице России, он часто и бездумно стоял у окон и глядел на прохожих. Люди за стеклом были другими! Они больше улыбались, не шоркали ногами, смело подставляли лица свежему ветру. Другим был тогда и он, веселый и улыбчивый Мишель Берг. Он знать не знал никаких Комлевых, Богдановых и Сонек Золотая Ручка. Он просто жил и радовался жизни.
Память тут же перебросила его мысли на пару десятилетий вперед, в Петербург начала нового века – там жил уже другой Михаил Берг, и на подоконнике в минуты напряженных размышлений рядом с живой лежала металлическая рука…
Агасфер вздохнул: в прошлой его жизни был явный смысл. Он просчитывал каверзы врагов, размышлял над тем, как их обыграть, вывести на чистую воду. Решая аналитические головоломки и просиживая ночи над дешифровкой вражеских донесений, он ощутимо чувствовал пользу того, что делал. А что он делает здесь и сейчас, на далеком небольшом острове, прилепившимся к восточной окраине Евроазиатского материка?
