А тем временем, с первой зеленью, на Сахалин пришло время «генерала Кукушкина» – период почти массовых побегов из-под надзора «бродяг» и самых отпетых арестантов-кандальников. Побег зимой – дело совсем гиблое, а вот весной прокормиться в тайге и попытаться добраться до самого узкого места Татарского пролива, а там и до материка, желающих хватало. Обычные разговоры в тюрьмах так или иначе сходились на весенней поре и кукушке («генерале Кукушкине»): вот, мол, как зазеленеет тайга, так и я подамся кукушку слушать. Как вариант – пойду-ка я, братцы, «послужу генералу Кукушкину»…
На поимку беглых обычно отряжали местных аборигенов, гиляков. Те, рассчитывая на призовые три рубля за каждую пойманную голову, охотно шли по следу. И редко возвращались с пустыми руками. Солдаты караульной команды, а паче чаяния тюремные надзиратели, в таких экспедициях участия практически не принимали. Особенно если беглец был из «бродяг», этой тюремной элиты. За «бродягу» каторга запросто могла и зарезать.
Пока Зоя и ее сожитель ждали в тюрьме заочного приговора, дело о злодейском убийстве лавочника Махмутки получило новый, неожиданный поворот. В один из первых дней наступившего лета гиляк-охотник привел в пост пойманного им в тайге беглого «слушателя кукушки».
За побег на Сахалине полагалась лишняя «пятерка», а то и «десятка» – дело для каторжников, в общем-то, привычное. Однако наказание чаще всего дополнялось плетьми – их боялись больше, чем добавленных годов каторги. И пойманный гиляком беглец, всеми силами пытаясь избежать плетей – а из рук штатного каторжного палача Комлева люди здоровыми не выходили, – заявил, что знает настоящего убийцу Махмутки. И, коли его освободят от плетей на специальной лавке-«кобыле», он убивцев укажет.
Освобождение от плетей беглецу было обещано. И тот, перекрестившись, указал на… Соньку Золотую Ручку.
Якобы та, часто бывая в лавке Махмутки, вошла к инородцу в доверие и предложила купить у нее драгоценности – совсем недорого. Она уверяла, что драгоценности, оставшиеся от прежней жизни, она сумела не только сохранить, но и тайно привезти с собой в каторгу.
Надо заметить, что история похождений Соньки Золотой Ручки, растиражированная практически всеми российскими газетами того времени, изобиловала подробностями о несметных богатствах виртуозной аферистки – и фантастическими домыслами, и выглядевшими вполне достоверно слухами. Но при арестах у нее практически ничего не находили – ни драгоценностей, ни денег. Словом, почва для утверждений о припрятанных Сонькой сокровищах была. Махмутка, на свою беду, оказался не только весьма начитанным лавочником: он считал себя знатоком драгоценных камней. А убедить Сонька могла кого угодно и в чем угодно.
Беглый рассказал, что по осени служил у Махмутки истопником, и был свидетелем того предложения. Он утверждал, что мадам Блювштейн даже оставила хозяину в залог одну из сережек с «голубенькими такими камушками». И предложила ему купить часть утаенных ею драгоценностей. Она назвала ему время и место, куда принесет драгоценности, а тот должен был прийти в это место с деньгами.
Свидетель клялся, что своими глазами видел, как Махмутка достал из своего тайника деньги, отсчитал требуемую сумму и пошел на встречу с Сонькой. Больше лавочника живым никто не видел…
Известие о возможной причастности Соньки к убийству моментально облетело Сахалин. В ее причастность поверили сразу, и у полицейского исправника, разбиравшего поначалу смерть Махмутки, дело сразу же забрал товарищ Владивостокского областного прокурора фон Бунге. У него тут же появилось десятка два добровольных помощников во главе с адъютантом начальника местной воинской команды штабс-капитаном Домницким. Фон Бунге едва успевал фиксировать поступавшие ему донесения.
Часть этих фактов выглядела просто смехотворно, но попадались и такие, отмахнуться от которых было нельзя.
На квартире мадам Блювштейн провели тщательный обыск. Нашлась и злополучная сережка с голубыми камушками – позолоченная дешевая побрякушка, через час опознанная продавшим безделицу Соньке приказчиком из магазина братьев Бородиных. Вразумительного ответа на законный вопрос – а где же пара сережке? – следствие от Соньки не получило.
«Наверное, потеряла», – спокойно ответила подозреваемая.
Ничего не дал и допрос сожителя Соньки, Семы Блохи. Сомнения в их виновности оставались: чиновники тюремной администрации не понаслышке знали о том, что профессиональные преступники практически никогда не меняют своей «масти». Блоха был вором, Сонька – аферисткой-мошенницей, воровкой. Ни по одному из прежних их дел убийства не значились.
В общем, получилось «много шума из ничего» – прямо по Шекспиру. От Соньки и ее сожителя Семы Блохи отступились за недоказанностью. Вдове убиенного Махмутке по приговору судьи из Владивостока дали-таки десять лет каторги. С досады был высечен освобожденный было от наказания доносчик, хоть он и указал тайник Махмутки, из которого тот якобы на его глазах доставал деньги. Но тайник оказался пуст как барабан – хотя свидетель клялся, что торговец достал оттуда самую малость.
Косвенно это подтвердилось найденными торговыми записями Махмутки. Судя по ним, в тайнике должно было быть не меньше 30 тысяч рублей. Сумма, по тем временам, более чем солидная.
Конечно, «вычистить» тайник могла и сама Зоя, и сам доносчик (знал же он о его наличии!), и новый сожитель вдовушки. Однако по каторге поползли иные слухи.
Не ушла ли часть этих денег в канцелярию Приморского генерал-губернатора за организацию прошения о смягчении наказания Семе Блохе и благоприятную резолюцию его высокопревосходительства Гродекова? Рассказывали, что тот бесконечно доверял своим служащим и часто подписывал подготовленные ими бумаги не читая…
Но все это были, как говорится, только версии, ничем не подтвержденные.
А Сонька и ее сожитель Сема продолжали прежнее свое тихое-мирное житье-бытье.
Не дотумкал товарищ прокурор, чтобы тело Махмутки, давно захороненное, откопать, одежку его как следует обыскать, – шепталась потом каторга. И напрасно: верные люди сказывали, что Сонькино это дело! И вторая сережка, якобы Сонькой утерянная, у Махмутки в потайном кармане была, да так и осталась там на веки вечные!
Шептались, что Махмутка якобы сразу определил, что предложенная ему сережка хоть и золотая, но не фабричная, топорной работы местных «блинопеков»-фальшивомонетчиков. Но на встречу с Сонькой тем не менее пошел. Зачем – бес его знает. Может, Соньку хотел уличить в обмане и потребовать настоящие драгоценности, в существование которых свято верил? Говорили и о том, что порешил Махмутку закадычный друг-приятель Семы Блохи, некий Митька Червонец.
Глава седьмая
(июнь 1903 г., п. Корсаковский, о. Сахалин)
…Было бы странно, если б инспектор Главного тюремного управления из столицы не воспользовался случаем сойти в посту Корсаковский на берег для хотя бы краткого знакомства с одним из округов места своей будущей службы. Агасфер так и сделал: едва «Ярославль» бросил якорь на рейде, как он заявил о своем намерении попасть на берег.
