Ландсберг бросил быстрый взгляд на супругу, пожал плечами:
– Я, как вы изволили заметить, был там с частным, коммерческим визитом. Поэтому меня особо и не стеснялись. Если совсем коротко, то экономика Японии переориентирована на военные рельсы, школьники поют антирусские песни. Я, не зная языка, и то понял. Не песни, конечно, – но школьный сборник, любопытства ради, купил. Во Владивостоке мне перевели наши, отечественные драгоманы
[86]: ужас! Лейтмотив: убей русского, это враг! Населению внушают любовь и безграничное доверие к японской армии: что военные ни сделают – все хорошо. Страна готовится к войне, это несомненно. А с кем им, позвольте, тут еще воевать?
– А вот господин военный министр на совещании велел пресекать панические настроения, – вздохнул Агасфер. – И в войсках, и у населения. Наш солдат, по его выражению, пяти японских стоит. Главный камень преткновения между нашими странами – Маньчжурия. Но туда, мол, столько российских денег вбито, что отдавать ее – срам на весь мир! Наш «судебный генерал» рискнул латынь вспомнить: si vis pacem, para bellum
[87], мол! А Сахалин беззащитен – несколько пушек времен «покоренья Крыма». А Алексей Николаевич ему в ответ: во-первых, Сахалин неприступен в силу природных условий. А во-вторых – кому он нужен, ваш Сахалин? Военные действия, по его мнению, развернутся совсем не здесь – если развернутся вообще, конечно!
– Это ему в Генштабе Японии по секрету сказали? – хмыкнул Ландсберг. – Не знаю, барон, насколько вы искренни, но лично я считаю, что война с Японией – дело ближайших года-двух. Потому я и ездил в Японию, чтобы перевести свои активы из Национального банка Японии в Берлинский банк. И едва успел, признаюсь: там дело идет к заморозке русских вкладов!
Ландсберг помолчал. Спросив взглядом разрешения у супруги, закурил сигару, выпустил несколько колечек и покосился на Агасфера:
– А вот чего я не пойму, барон, так это вашего стремления форсировать строительство предприятия в Маоке. Мы ведь туда по этому вопросу едем, если не ошибаюсь?
– Dum spiro, spero
[88], – улыбнулся Агасфер.
– Вот нагрянут японцы – я на вас погляжу, с вашими надеждами, – проворчал Ландсберг. – Или у вас охранная грамота от Японии имеется? Кстати, весь пост говорит, что у вас живет японский прислужник. То ли дворецкий, то ли повар – не знаю…
– Это учитель японского языка, – кивнул Агасфер. – Еще в Иркутске, имея много свободного времени, я решил японский язык изучить. Потом перевели меня сюда – жалко занятия бросать!
– Зачем вам это? – подняла брови Дитятева.
– Дорогая Ольга Владимировна, в свое время я выучил шесть европейских языков, плюс древнегреческий. Ну, спросите меня – зачем?
Дитятева заметно смутилась, перевела разговор на другую тему:
– А что ваш высокопоставленный друг рассказывает о Петербурге? Вы знаете, Михаил Карлович, я так давно там не была, что уже начала облик столицы.
– О Северной столице речи почти не было, – улыбнулся Агасфер. – Разве что Куропаткин нехотя коснулся январских совещаний в верхах, когда министры высказались за modus vivendi – временное соглашение с Японией, пока не выработан долгосрочный договор. Дипломаты при этом указывали, что все последнее время Япония ведет себя с нарочитой заносчивостью, и поэтому нам, русским, не следует раздражать Токио излишней боевой бравадой. И еще в Петербурге считают, что России нужна «маленькая победоносная война», которая похоронит в стране революционные настроения.
– О-о, я имела в виду совсем не это! – разочарованно пробормотала Дитятева, вставая. – Простите, господа, но я вас покину: Георгий, наш сын, несколько приболел, а я оставила его одного!
Мужчины встали, провожая даму. Агасфер, почувствовав изменившееся настроение хозяев, засобирался домой.
– Вы мне рекомендовали лечь нынче пораньше, господин Ландсберг. Пожалуй, я воспользуюсь вашим советом. Да и в дорогу кое-что собрать надо…
Ландсберг не стал задерживать гостя, хотя и заметил, что он, как командор экспедиции, берет все хлопоты по ее устройству на себя.
⁂
– Позвольте мне проводить вас до пристани, господин Берг! – Ямада почтительно поклонился. – Ночью в селении очень неспокойно! В два-три часа ночи закрываются питейные заведения, и выброшенные из них пьяницы способны перерезать горло за гроши. А вы собираетесь выйти из дома в половине четвертого – это очень, очень, опасное время!
Агасфер недоверчиво поглядел на своего учителя, добровольно взявшего на себя функции телохранителя. Ростом японец был невелик, и едва доставал ему до плеча. Да и могучим телосложением не отличался. М-да, защитничек! Такой, пожалуй, сам нуждается в защите!
– Не знаю, стоит ли? – Агасфер поскреб подбородок, подбирая возражения, которые не обидят японца. – А вы подумали о том, как будете возвращаться с пристани один? У каторжанского отребья будет вдвое больше шансов напасть на вас. К тому же я вооружен.
– И все же я провожу вас! – В голосе Ямады звучала решимость, и Агасфер понял, что спорить бесполезно.
«Ладно, – подумал он. – Ладно, остается надеяться, что бегать он, во всяком случае, умеет. Убежит, если потребуется!»
Агасфер завел будильник на три часа ночи и попытался уснуть. Он долго ворочался, и в конце концов забылся беспокойным сном.
Японец разбудил его на несколько минут раньше, чем затарахтел будильник. Подняв голову от подушки, Агасфер удивленно заморгал, всматриваясь в своего учителя. Вместо белой хламиды и коротких штанов Ямада нарядился в нечто черное, облегающее – включая колпак до самой шеи, оставивший открытыми только узкую щель для глаз. Из-за правого плеча торчала длинная рукоять меча – тоже черная.
«Что ж, для ночного времени он, по крайней мере, отлично замаскировался», – хмыкнул про себя Агасфер. Он быстро надел охотничий костюм, засунул под ремень маузер, рассовал по карманам три запасные обоймы, захватил подаренную ему во Владивостоке новинку – американский карманный электрический фонарь под многообещающим названием «Ever Ready»
[89] и вскоре вместе с японцем зашагал по темным улицам поста Александровский.
Не прошли они и полпути, как из темноты вынырнули им навстречу четыре тени и загородили дорогу – пришлось остановиться.
