Здесь уж терпение купцов и зажиточных крестьян лопнуло. Купец Обрушников собрал свой отряд, перед которым была поставлен задача отбить у красных спиртово-водочный завод. При этом купчина стремился не только вернуть свою утраченную собственность, но и лишить большевистскую дружину мотивированного даровой выпивкой боевого пыла. В отряде было несколько десятков жителей Троицка, Хор-Тагны, Большой Заимки, Голумети и Алята. Однако назначенный Обрушниковым командир отряда, старый отставной обозник, не имел практического военного опыта, и первая же стычка с красными окончилась для отряда плачевно. Вот тут-то Обрушников и обратил внимание на объявившегося в Заларях бравого прапорщика гренадерского роста.
Предложение купечества пришлось изнывающему от безделья Замащикову по душе. Он взял под свое начало остатки разбитого отряда, пополнил его своими дружками, навел жесткую дисциплину. И уже через пару месяцев успешно выбил красную дружину из Троицка. Однако первый успех Константина оказался, как и его фронтовой Георгий, последним: вдоль Прибайкальского отрезка Транссиба в то время формировались мощные партизанские соединения большевиков. Отряд Замащикова был взят в «клещи» и разбит превосходящими силами партизан.
Прапорщику с горстью своих заларинцев удалось уйти на таежные заимки, и оттуда он время от времени напоминал о себе, вступая в стычки с красными партизанами.
Замащиков в полной мере использовал методику партизанской войны. Банда то появлялась, то бесследно исчезала на долгое время. Отряд был разбит на небольшие звенья в два-четыре бойца, и в случае опасности группы рассасывались по деревням и заимкам, залечивали там раны и вербовали новых сторонников. А когда приходил чред активных действий, повстанцы по зову атамана возвращались с «каникул», и налеты возобновлялись.
У атамана были надежные связи среди населения. В Заларях жила его невеста Надежда Галашина. А многочисленная купеческая родня Надежды снабжала повстанцев продовольствием и лошадьми, предупреждала об опасности.
Своих осведомителей Замащиков имел даже в иркутском ОГПУ, что он и доказывал своими дерзкими «точечными» рейдами по окрестным деревням. Замащиковцы появлялись в селах вместо ожидаемых там красных отрядов, расправлялись с деревенским активом и бесследно исчезали. Однажды, получив маляву
[133] от своего агента Богданова, внедренного в Аларский отдел ОГПУ, Замащиков заманил в ловушку десяток чоновцев и в трехчасовом бою у деревни Цыганово уничтожил их. В Нукутах бандиты ограбили кредитное товарищество и кооперативный магазин, в Алари – сельпо, в улусе Зоны – хромовый завод. Всюду они убивали коммунистов, комсомольцев, сельских активистов. За повстанцами гонялись не только части ОГПУ и милиции, но и войска 5-й Красной армии.
Но Замащиков словно издевался над преследователями. Разгромить его банду не удавалось долгие годы. Атаман действовал умело, ловко уходил от погони и продолжал досаждать властям в то время. Однако, несмотря на свой фарт, атаман не мог не понимать, что его время подходит к концу. Что рано или поздно советская власть доберется до него. Выход был очевиден: надо было уходить за кордон.
Но уходить было практически не с чем: Замащиков никогда не ставил своей целью обогащение, и воевал в основном за идею. То, что давало ему популярность и поддержку в Прибайкальских селах, в практическом плане оборачивалось против него. И вот тут-то добровольные информаторы атамана из Заларей сообщили Замащикову крайне любопытную информацию о сброшенном зимой 1920 года с поезда колчаковском офицере, которого спас и приютил местный охотник Ефим. Информаторы клялись, что этот самый офицер, потерявший после выздоровления память, в бреду рассказывал об ограблении вагона с золотом из увозимого Колчаком на восток запаса царской империи.
Еще раньше до Замащикова доходили смутные слухи со станции Тыреть, где однажды надолго застрял колчаковский эшелон. Рассказывали, что несколько офицеров из конвоя адмирала Колчака для чего-то искали на станции лошадь с санями и что-то возили от поезда к соляным ямам. А когда «золотой» поезд поехал дальше, в районе соляных промыслов якобы прогремел взрыв, засыпавший одну из ям.
Оппоненты «золотой» версии отвергали ее и с жаром доказывали, что офицеры с колчаковского эшелона похоронили в соляной яме тела убитых солдат, поднявших бунт.
Замащиков думал недолго и решил поискать дополнительную информацию о соляных промыслах. Если там золото, то оно может решить проблему ухода атамана за кордон, подальше от советской власти… И Константин распорядился доставить к нему контуженого офицера вместе с охотником.
* * *
Через четверть часа, когда осенняя темнота пала на землю, соглядатай Петро, запыхавшись, добрался до водокачки. Не успел он, прислонившись к шершавой стенке, перевести дух, как рядышком, в темноте, фыркнула лошадь и чей-то голос спросил:
– Офицерик! Ты, что ль? Как тебя кличут-то?..
– Не пришел офицерик. То я, Петро… До Константина Борисыча пришедши… Тут он?
– Дурной он тебе – в деревне появляться? Значит, побрезговал нашим приглашением офицерик? Ну-ну! Держись за стремя, Петро – щас сам все Косте обскажешь!
Посланец пришпорил коня и поскакал в сторону опушки леса.
Замащиков легко поднялся с земли, походя сгреб соглядатая за шиворот, тряхнул:
– Я вам, оглоеды, чего велел? Обеспечить явку контуженого! Приглашение мое передать и проследить, чтобы он пришел и никому не сболтнул про меня! Так-то вы мою волю исполняете, а?
– Костинька… Ой! – взвыл соглядатай, покатившись по земле от внушительной затрещины.
– Кому Костинька, а кому Константин Борисович, оглоеды! – наставительно пояснил Замащиков.
– Константин Борисыч, да я-то при чем? – заныл Петро. – К офицерику ваша невеста, Надежда Иосифовна ходили. Оне с ним говорили, а мне тока велели под домом Ефима залечь и проследить, чтобы они никому, значить… Нет моей вину тут, Константин Борисыч!
– Ох, народец! – сплюнул Замащиков.
Он протянул руку и поднял с земли соглядатая.
– С Наденькой я сам разберусь, а ты за себя ответь, рыло! Снег скоро на землю падет, мне на дальние зимовья уходить от псов красных надо, чтобы по снегу, как волчару, не выследили. Я ответственное поручение дал – а ты, морда? Ты хоть понимаешь своим куриным умом, что, если б мне того офицера в нужное время предоставили, я не на зимовья клоповные мог уйти, а за кордон?! И людишек бы своих вознаградил, богатыми сделал бы… Где его теперь искать, а? Знаешь, где зимовье Ефима, рыло?
– Откель, Константин Борисыч? Никто не знает… Промысловики свои зимовья от людей скрывают. Там у них и скрадки, и капканы на зверя поставлены… Ежели там кто попадя шляться будет – зверя распугают…
– Вот ты и узнай, понял? Ефим в тайгу не собирался, за припасами вернуться должен. Хоть шалаш возле его дома поставь, а выследи мне его! Две недели тебе сроку даю. Не добудешь мне Ефима – брюхо велю распороть и на муравейник положу. Понял?
