Этот «необъявленный визит» барона Унгерна произвел среди местного населения в осажденной Урге настоящую сенсацию. Что же касается китайских оккупантов, то они верили и не верили – но, так или иначе, впали в страх и уныние. Суеверные китайцы не сомневались, что столь дерзкий визит барона был благословлен подвластными ему сверхъестественными силами. Награду за его голову можно было теперь увеличивать хоть в десять раз – деньги тут были бессильны…
Через несколько дней в руки Унгерна попало несколько груженных оружием и припасами караванов из Пекина. Материальное положение дивизии, таким образом, улучшилось. Увеличилось за время осады Урги и число воинов «самодержца пустыни»: дивизия пополнялась за счет отдельных групп белогвардейцев, проникавших сюда из Забайкалья. А монгольские князья организовали для барона настоящую мобилизацию населения.
…На сопках вокруг Урги ночью зажглись большие костры, по которым ориентировался отряд Резухина
[147], готовившийся к решающему штурму. Костры также создавали у осажденных впечатление, что к Унгерну подошло подкрепление, окружившее город.
Решающий штурм столицы начался на следующий день с востока. Вперед ринулись конники Резухина, а Урген лично повел на штурм отобранную им отчаянную элиту. С диким визгом и воем этот ударный отряд, как таран, сокрушил сторожевые посты «красных китайцев» и очистил от них предместья города.
Сначала были захвачены китайские казармы и торговая слобода Маймачен. Часть китайских солдат разбежалась во время боя. Отдадим барону должное: он умел воздействовать на психику своего воинства, будь то славяне или китайцы. Неистовость Унгерна вкупе с его личной отвагой помогли пустынному полководцу одолеть пятнадцатитысячный китайский гарнизон небольшим отрядом, да еще почти без артиллерии.
Китайцы были разгромлены, окружены и после трехдневных боев отступили. Унгерн преследовал их двести верст, но потом вернулся в столицу, где принялся подсчитывать трофеи и принимать дань благословения монголов во главе с их монархом. А в городе тем временем, с его личного благословения, начались резня и грабежи.
Чахары и монголы бросились «чистить» дома и лавки Урги, унгерновские казаки устремились к Купеческому и Пограничному банкам. Вскоре все улицы окрест были всплошную засыпаны разбросанными в суматохе мелкими монетами, по переулкам и площадям летали бумажные купюры.
Добыча в Урге барону досталась нешуточная – вся китайская артиллерия, винтовки, пулеметы, миллионы патронов, лошади. Трофеи еле удалось навьючить на две сотни верблюдов.
Бежавшие из Урги китайцы были убеждены в том, что теперь-то уж барон вполне может двинуться на Пекин. Но Унгерн не спешил переходить границу. Поход на Пекин с целью восстановления престола свергнутой династии Цин им, разумеется, планировался, но на более позднее время, уже после создания «панмонгольской державы».
На тот момент под началом барона насчитывалось 10 550 солдат и офицеров, 21 артиллерийское орудие и 37 пулеметов. По масштабам Монголии эта была настоящая армия – хотя и небольшая, но достаточно внушительная, к тому же маневренная и подвижная.
Тем временем на севере к границам Монголии подтягивались силы Красной Армии и партизанские соединения.
И тогда войска барона решили нанести превентивный удар по Забайкалью.
Приказ Унгерна по своей дивизии № 15 оповещал о начале Великого похода на север за восстановление Российской империи, на борьбу с большевизмом, под знаменем, на котором начертано имя Михаила II, Всероссийского
[148] Самодержца. После издания приказа барон Унгерн перешел в наступление на Дальневосточную республику – «буферное» государство, временно созданное большевиками на период до вывода из Сибири всех японских оккупационных войск.
Начались бои в Сибири и Забайкалье. Части барона Унгерна, находившиеся в районе Троицкосавска и Алтан-Булака, насчитывали 3500 сабель, 7 орудий и 40 пулеметов.
До Верхнеудинска оставалось только восемьдесят верст, когда против Азиатской дивизии были брошены войска Дальневосточной республики. И уже через неделю Унгерн был вынужден отойти обратно в Монголию. Барона преследовал экспедиционный корпус 5-й армии под командованием большевика Писарева и партизаны Щетинкина. Несколько раз Унгерну удавалось оторваться, но голодные люди не желали больше воевать, кони падали. Кончились боеприпасы, и Азиатской дивизии, еще недавно наводившей ужас на весь Дальний Восток, грозил бесславный конец.
Отбив попытки Унгерна закрепиться на территории ДВР и выйти на ее стыки с Советской Россией, Красная армия готовилась к походу в центр Монголии. А тут и «временное правительство» Сухэ-Батора в очередной раз обратилось к правительству Советской России с просьбой срочно прислать военную помощь.
27 июня 1921 года в направлении Урги выступили части Красной армии под командованием Блюхера и 500 цириков Сухэ-Батора.
Тибетцы, самая преданная барону воинская часть, предложили ему пробиваться в Тибет, к далай-ламе. Коль скоро под натиском сил революционного безумия пала Монголия, игравшая роль внешней стены буддийского мира, нужно было перенести линию обороны в главный оплот «желтой веры», в Священный Тибет. Однако Унгерн ничего не предпринимал без совета с ламами, без банального гадания. Он проявил нерешительность, заколебался, и разочарованная тибетская сотня покинула его…
А сама Дикая дивизия оказалась на грани бунта…
* * *
…С таким комфортом барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг, генерал-майор и в недалеком прошлом командир Азиатской дивизии, пожалуй, никогда не путешествовал. Пульмановский вагон мягко покачивался на стыках рельсов, тоненько звенела ложечка в стакане недопитого чая с ломтиком лимона. Начальник конвоя, комбат Перцев, распорядился оставить Унгерну желтый халат-тарлык
[149] с погонами и Георгиевским крестом. Руки барона были развязаны – еще бы: рядом с ним в купе со снятой дверью всегда сидели по два-три красноармейца с маузерами на коленях. Дополнительной мерой предосторожности была опутывающая ноги Унгерна прочная цепь, закрепленная на ножке столика.
Конвойные тихо переговариваются между собой, то и дело выглядывая в вагонный покачивающийся коридор – не идет ли начальство? Никаких обращений к пленнику, никаких колкостей и задираний – на сей счет был получен строгий приказ. Впрочем, если Унгерн, поглядывающий от нечего делать в окно, спрашивал о чем-либо – ему с готовностью и достаточно вежливо отвечали. Однако, чувствуя на себе постоянные взгляды двух пар глаз, «пустынный самодержец» предпочитал сидеть по большей части отвернувшись и по привычке засунув кисти рук в рукава тарлыка.
