Образование Дальневосточной республики вступило в новую фазу. Была принята Декларация независимости ДВР, границы которой объявлялись от Байкала до Тихого океана. Здесь же начало формироваться временное правительство республики – сперва вообще из одних коммунистов. Но таким образом терялась сама идея «буфера», и большевики сдали назад, уговаривая эсеров с меньшевиками принять несколько второстепенных портфелей. Те отнекивались, протестуя против «беспардонности» своих партнеров. Наконец «демократов» все же уломали на коалицию, в результате чего создание правительства растянулось до мая. Ну а президентом, как уже упоминалось, стал русский американец и коммунист Абрам Краснощеков.
Идея образования ДВР оказалась выгодной для всех сторон, и в первую очередь для коммунистов. Уже через несколько дней после создания ДРВ советское правительство официально признало «буфер» и стало оказывать республике финансовую, дипломатическую, хозяйственную и военную помощь. В конце октября 1920 года после тяжелых боев части НРА и партизан освободили Читу, которая стала и стала новой столицей республики. В это же время японцы эвакуировались из Хабаровска. Создалась возможность объединения дальневосточных областей.
У советской власти не было претензий к президенту Краснощекову – за одним маленьким исключением. Если большевики заведомо планировали марионеточный характер и весьма короткий период жизни нового образования, то сам глава «буфера» имел на будущее совершенно иные виды и планы.
За рекордно короткий срок он стал необычайно популярным. Деньги с его собственноручной подписью, называемые в народе «краснощековками», благодаря золотому обеспечению, были за Уралом самыми надежными. Он вел успешные экономические переговоры с японцами и американцами. И даже иной раз конфликтовал с партийным руководством России. Это послужило основанием для приписывания ему сепаратистских настроений, которых по большому счету наверное все-таки не было.
Было другое: Абрам Краснощеков явно пытался сделать из ДВР некий гибрид между РСФСР и США. Он мечтал построить мир благоразумия и практичности на идейных и человеческих основаниях. И не хотел упускать момента, когда американцы начали менять свое отношение к России и большевизму: будучи лично знаком с генерал-майором Гревсом, командующим американским экспедиционным корпусом во Владивостоке, он своими глазами наблюдал, с каким энтузиазмом встретили американцы создание Дальневосточной республики.
Тот же Уильям Гревс, получая из-за океана оружие, закупленное Верховным правителем, отказался отправлять его через всю Сибирь, мотивируя это тем, что винтовки могут попасть в руки бандитских формирований Калмыкова или Семенова.
Знал президент ДВР и об отвращении, которое вызывали у генерала Гревса злодеяния антисоветских войск в Сибири. Этого отвращения генерал ни от кого не скрывал, чем и заслужил враждебное к себе отношение со стороны белогвардейского, английского, французского и японского командования.
Из достоверных источников Краснощекову был известен диалог между американским послом в Японии Моррисом, который во время своего пребывания в Сибири сообщил генералу Гревсу, что получил из государственного департамента телеграмму о необходимости оказания поддержки Колчаку в связи с американской политикой в Сибири.
– Вот видите, генерал, – сказал Моррис. – Вот видите, придется вам поддерживать Колчака.
Гревс откровенно зевнул и ответил, что военный департамент не дал ему никаких указаний насчет поддержки Колчака.
– Этим ведает не военный, а государственный департамент, – сказал Моррис.
– Мною государственный департамент не ведает, – отвечал Гревс. – Сэр, моя официальная задача – охрана Транссиба и наблюдение за эвакуацией Чехословацких легионов из России. С вашего позволения или без оного, но мое правительство не ставило мне задачу помощи армии Колчака.
Генерал Гревс несколько раз бывал у президента ДВР: ему было интересно и поучительно видеть, как русский большевик пытается вести дела на американский манер.
Поэтому в ноябре 1920 года Абрам Краснощеков, чья резиденция вместе со столицей ДРВ перебазировалась в освобожденную от Семенова Читу, ничуть не удивился, когда ему доложили о намерении американского генерал-майора Уильяма Гревса нанести ему очередной визит.
Глава одиннадцатая
Волоков хочет водочки
(Сибирь, станция Тыреть, 1919 год)
Поезд под литером «В» опять стоял. Привыкшие к частым остановкам офицеры охраны с безнадежной тоской смотрели в обмерзшие по периметру окна, зевали и вяло перебрасывались дежурными банальностями: обо всем было давным-давно говорено-переговорено, старые и новые анекдоты озвучены по много раз.
– Глядите, господа – инея-то сколько на стекло наросло! – Поручик Синицкий поскреб пальцем по толстой ледяной «шубе» на зеркальном окне. – Страшно представить, чтобы мы делали, не случись той аварии под Татарской!
– Да уж, – после короткой паузы отозвался поручик Рейнварт. – Воистину на Руси говорили: нет худа без добра! Стучали бы сейчас зубами во второклассном вагоне на «рыбьем меху». А тут – пожалте! Красивые и теплые вагончики 1-го класса Китайско-Восточной железной дороги
[71]. Живи – не хочу! Вот только едем безобразно, господа! Больше стоим, ежели по совести…
– Оригинальное наблюдение! – фыркнул кто-то.
Поручик поджал губы, но помолчал: ссориться тоже всем изрядно надоело.
Вагон охраны был на совесть протоплен, и свободные от караула офицеры спали в исподнем. Однако отсутствие гигиенических удобств делало свое невидимое вонючее дело. Умыться можно было только в холодном тамбуре, где босые ноги мгновенно прилипали к полу, и отодрать их можно было, только оставив на прокаленном холодом железе кожу с мозолями. Первое время после выхода литерных эшелонов из Омска офицеры еще совестились запаха собственного немытого тела, насквозь пропревших портянок и пытались соблюдать чистоту. Однако поезда Верховного правителя медленно, но неуклонно вкатывались в зиму, и трескучие морозы быстро парализовали работу умывальников и клозетов в классных вагонах. И тогда офицеры, оставив попытки ополаскивать лица и мыть ноги, махнули рукой на санитарию с гигиеной. И понемногу стали привыкать к тошнотворному «амбре». Портянки и обмотки, как и прежде, отдавали для стирки денщикам, стараясь не думать о том, каково бедным солдатикам полоскаться в ледяной воде. И какими словами те поминают при этом своих «отцов-командиров».
Правда, бриться все-таки приходилось регулярно: Верховный правитель Колчак был в этом отношении строг до невозможности. Попадешься ему на глаза небритым где-нибудь на полустанке, где он регулярно делал моцион вместе с мадам Тимиревой
[72], – так в ее присутствии «отчистит», что, как говаривал есаул Енисейский, «и закусывать, братцы после этакой выволочки не требуется!».
