Но ошиблись в Чалдоне: через сутки на станцию побились сразу два поезда. Пыхтели паровозы, парами впряженные в господские классные вагоны. Хрипели паровозные гудки, вдоль вагонов выстроилась цепь часовых, слышались резкие выкрики команд и свистки разводящих. Хвосты поездов терялись в белесой мгле, и вездесущая малышня, которую старухи удержать в избах не смогли, побежала в разведку.
Стрельбы не учинилось, и бабы, когда развиднелось, двинулись к путям дровишки у машинистов выпрашивать. Но вернулись ни с чем: охрана их и близко к паровозам не подпустила, и сердитые солдаты, крича не по-русски, даже пару раз в воздух стрельнули для острастки.
А под вечер на станцию прибыл встречный поезд со стороны Иркутска, встал на втором пути. Чуть попозже ребятня доложила: из господского поезда вышел важный военный в сопровождении многочисленной команды. Пряча нос в воротник шинели, он быстро пошел в окружении конвоя с золотыми аксельбантами к поданному из Иркутска составу. Сели на тот поезд человек с полсотни, и состав укатил в сторону города.
А прибывшие ранее поезда остались у дебаркадера. И часовые возле вагонов остались, по-прежнему никого близко к теплушкам не подпускали.
Ночью стрельба все-таки случилась – небольшая, правда: с десяток выстрелов, не более. А потом в дверь крайней избенки, где жил одноногий Михей со своей старухой женой, двумя снохами и полудюжиной ребятишек, бешено застучали прикладами. Поначалу опытные посельщики затаиться хотели, но куда там: вот-вот двери с петель слетят под бешеными ударами. Делать нечего, открывать надо. Открывать пустили Михея с его одной ногой и тремя Георгиями.
В избу, мгновенно ее выстудив, ворвались с полдюжины офицеров. Свету потребовали для «сурьезного разговору», а когда узнали, что в доме только лучинки и имеются, двое сбегали куда-то, принесли яркие фонари. Оказалось, пришли офицеры, высоких чинов. Успокоили они обитателей избы как могли и сразу же перешли к делу. Офицерам позарез нужно было несколько подвод, а для чего – они не говорили.
Бабы осторожно, чтобы не обидеть страшных гостей, загомонили: какие кони, какие подводы, ваши благородия? Найдете во всем посту хоть одну конскую говешку – хоть расстреливайте тогда!
Один из офицеров рванул из кобуры револьвер:
– Врете, паскуды старые! А вот я сейчас щенков ваших по одному начну к стенке ставить, а?!
– М-м-олчать, поручик! – рявкнул некий полковник, тоже доставая револьвер. – Господа, выведете его отсюда и умойте снегом, что ли… С ума посходили: с угроз начинать! С простолюдинами иначе надо, господа офицеры!
Покашляв, полковник попробовал иначе. Во-первых, лошадей никто насовсем не отбирает – боже упаси! Они нужны на время. Во-вторых, не за просто так лошадок просили – а за вознаграждение…
В подтверждение своих слов полковник вынул из кармана жменю золотых монет с профилем царя Николая. От золота под ярким светом фонарей по избе запрыгали яркие «зайчики».
– Ну, господин георгиевский кавалер, что скажешь? – повернулся полковник к Михею, подпершемуся суковатой палкой. – Нешто не оголодал за годы лихолетья? Смотри: настоящее золото! По два царских червонца за подводу, а? А хотите – по три, черт возьми! Ну?
Михей взял со стола монету, с любопытством оглядел ее, даже понюхал и бережно положил на стол. Переступил в сторону, одернул ветхую гимнастерку.
– Оно, конечно, заманчиво, господин полковник. Да только на посту нашем за эти цацки и дырку от бублика не купишь. У кого покупать-то? У таких же голозадых, как мы сами? И лошадей у нас нет, хоть стреляйте!
Полковник шумно выдохнул и сел на скрипучую лавку, переглянулся с офицерами. Те пожимали плечами.
– Так что – ни одной лошадушки в деревне вашей? – кисло улыбнулся полковник.
– Лошадей, конечно, можно и поискать, – решилась бабка Нюра. – Тока золотишко свое, ваше благородие, спрячь! Ни к чему оно нам… Вот продуктами ежели али мукой. Карасинчику бы хоть четверть. Хлебушка сто лет не нюхали, господин офицер…
– Ага! Что я говорил, – истерично засмеялся худой офицер в дверях. – Есть у них лошади с подводами! Торгуются, сволочи! «С подходом к ним нужно», как же! По 24 грамма
[105] «подхода» – в самый раз будет!
– Помолчите, прапорщик, – оборвал полковник и повернулся к Михею. – А вот врать, господин георгиевский кавалер, некрасиво!
– За всю жизнь не врал, господин офицер! – насупился Михей. – Лошадей у меня и вправду нет!
– А как же?..
– А вот с нее и спрашивай! – громко стуча костылем, Михей ушел за печь.
– Бабочка, ты что, шутки шутить вздумала? – насупился полковник.
– Никакие не шутки. У меня нету, а у кого есть – скажу, когда продухты да карасин увижу! И не глядите так на меня, бабоньки – на ребятенков своих поглядите лучше!
– Так… Выпороть бы тебя, старая, да визгу не хочется, – вздохнул полковник и всем корпусом развернулся к своим. – Ефремов, Полуянов! Бегом в салон-вагон и принесите сюда… Ну, в общем, попроще и побольше.
– Так как же, ваш-бродь, из самого салона?..
– Господин Верховный правитель больше в свой вагон не вернется, господа офицеры! Так что особо не стесняйтесь! И керосину баклажки две захватите у проводников. Скажете – я распорядился… Кр-ругом – марш! Выполнять!
Через четверть часа запыхавшиеся офицеры принесли завернутую в скатерть целую уйму добра – несколько буханок хлеба, какие-то железные банки с яркими картинками, добрый кус окорока и коробку шоколада. Об пол грохнули две железные пахучие баклажки с керосином.
– Ну-с, мы свое слово держим, господа посельщики. Где лошади?
Половинчане как зачарованные разглядывали кучу продуктов, и полковник повторил вопрос.
– Где-где… Лошадки, господин офицер, только на Выселках, у Лопотуни и Семенова имеются. У богачей наших поселковых. А вот дадут ли вам лошадей – того не знаю.
– Дадут! – уверил полковник. – Провожатый мне нужен – черт бы в вашем посту этих Лопотунек искал. Эй, малец!
Офицер ловко выудил из-за печки рослого пацаненка со смышлеными глазами.
– Тебя так зовут-величают, малец?
– Енькою…
– Покажешь Выселки ваши?
– А чего не показать? А стрельнуть из револьверта своего дашь, господин офицер?
Полковник начал терять терпение:
– Приведешь к лошадям – я тебе револьвер насовсем подарю. Слово офицера! Ты куда?!
А Енька, задыхаясь от восторга, уже пялил на себя старенький тулуп, голову поверх шапки замотал старой шалькой.
– Пошли, дядя офицер. Тут недалеко! – Он смело взял полковника за рукав шинели и задергал, зашептал: – Только Лопотунька с Семеном Горбатым врать станут, что нету у них лошадей. Есть! Я знаю, где они их прячут – в овраге. Тоже покажу. А револьверт и вправду дашь? Не обманешь?
