На полочке действительно лежало десятка два коробок «Герцеговины». А рядом, в специальных гнездах, покачивалась бутылки со «Смирновской», с какими-то иностранными надписями, тонко позванивали в специальных стойках стаканы и рюмки. От злости Блюхер сразу скрутил пробку со «Смирновской», набухал полстакана и махом выпил.
* * *
Влюбчивый от природы, Блюхер положил глаз на будущую жену еще в Вятке, чуть поболе года назад. Однажды, вернувшись в штаб из очередной инспекционной поездки по губернии совершенно разбитым от усталости, начальник Вятского гарнизона Василий Блюхер еле добрел до общей канцелярии и опустился на диван. Его взор машинально остановился на сидевшей за пишущей машинкой миловидной девушке. Блюхер сразу подтянулся, слегка нахмурился, бросил на порученца взгляд искоса: кто такая? Почему раньше он не замечал ее? Адъютант начальника гарнизона Баранов, перехватив взгляд Блюхера, шепнул:
– Это Галя. Она работает у нас регистратором и машинисткой. Происхождение пролетарское, характеризуется положительно. Грамотная, опять-таки…
Блюхер зачарованно смотрел на белокурую девушку со строгим красивым лицом. Наконец спросил:
– А фамилию вашу позвольте узнать, барышня?..
– Покровская, – ответила девушка.
Баранов под стук «ундервуда» продолжал вкратце нашептывать: окончила гимназию, несколько раз пыталась записаться в отряды Красной армии, но ей всякий раз отказывали. Незамужняя…
Несмотря на гудевшие от усталости ноги, в конце дня Блюхер, стороживший каждое движение пишбарышни, галантно предложил проводить ее домой. Шли и болтали о каких-то пустяках, радовались хорошей погоде. Покровская пригласила его к себе, пообещала напоить чаем. Блюхер сразу согласился: у него в кармане лежал месячный полуфунтовый паек сахара. Однако пока девушка возилась с примусом, «кавалер», положив голову на руки, банально уснул прямо за столом.
Проснулся поздно ночью, не сразу поняв – где находится. Он лежал в одежде на какой-то козетке, только сапоги были сняты и стояли рядом у изголовья. И еще в комнате стояла раздвинутая ширма, за которой тихо кто-то тихо посапывал.
Прихватив сапоги, Блюхер осторожно выбрался из комнаты, на крылечке обулся и пошел досыпать в штаб.
Утром, дождавшись Галю, он всмотрелся в ее простое и такое красивое лицо. Нашел повод никуда с утра не ехать.
– Что же вы утра не дождались? – шепотом, с улыбкой спросила Покровская. – Я чай вскипятила – а вы спите, Василий Константинович. А еще сахар обещали!
– Сахар будет сегодня, – пообещал Блюхер. – Если ваш вчерашний кавалер вас не обидел…
– Обидел? Да как же вы меня обидеть могли, товарищ командир? – лукаво прищурилась Галя. – А насчет сахару ловлю на слове! Смерть как сладенького хочется!
Под занавес третьего чаепития Блюхер, положив на стол тяжелые ладони, высказался напрямик – так, как обычно ходил в атаку:
– Галочка, вы мне очень нравитесь! Не хотите со мной расписаться? Если, конечно, я вам небезразличен…
– Вы мне тоже нравитесь, Василий Константинович, – помолчав, шепнула Галина. – Только ведь мы почти не знаем друг друга… Не скоро ли? Не пожалеете потом?
– Ну что вы, Галочка!
Утром, бесшумно выбравшись из-за ширмы, он присел на козетку, принялся обуваться и нечаянно стукнул каблуком в пол. Галина тут же проснулась, выскользнула следом, захлопотала с чайником. Села напротив, кутаясь в наброшенную на плечи шаль. И столько было безмолвной мольбы и неуверенной надежды в ее коротких взглядах, что Блюхер ободряюще подмигнул:
– Не знаю, как вы… То есть как ты, Галинка, только мое официальное предложение не отменяется. Я хочу, чтобы все было как полагается, по-людски, – поставил он условие. – Никаких «военно-полевых» отношений! Жену я хочу настоящую, поэтому нынче, прямо с утра – расписываться!
Вечером супруги составляли список гостей товарищеской вечеринки. Когда Блюхер поинтересовался родственниками невесты, Галина покаялась: невместно на свадьбу красного командира ее родню приглашать. Слукавила она на бирже труда, записала в анкете отца с матерью крестьянами, когда на самом деле ее отец был священнослужителем.
– А как жить-то было, Василий Константинович? – ломая пальцы, плакала он. – С моим истинным происхождением разве дали бы мне разнарядку в штаб Красной армии?
– За паек, стало быть, – понимающе кивнул он. Сломал карандаш, встал и ушел ночевать в штаб.
Проворочался без сна до утра. Как Блюхер ругал себя в ту бессонную ночь, что поверил в пролетарское происхождение пишбарышни, и за три дня скоротечного знакомства не успел толком расспросить ее о родителях! Галину он сразу записал в предательницы: не сказала красному командиру, что ее отец при царском режиме служил полковым священником! Мать невесты, соответственно, тоже никакого пролетарского происхождения не имела, была на иждивении супруга…
К утру он решил народ не смешить, объявленный брак не расторгать. Надо было только молчать насчет родни невесты.
Адъютант Баранов, без всяких пояснений был отстранен от должности и отправлен в полк, товарищеская вечеринка по случаю бракосочетания командира была отменена. Не приглашать на нее женину родню вызвало бы вопросы, а пригласить означало поставить крест на карьере красного командира…
И в дальнейшем, за все восемь лет брака, Блюхер так и не простил Галине ее вполне объяснимой по тем временам скрытности. Тщательно обходил вопрос происхождения жены в многочисленных бумагах и автобиографиях, и все восемь лет боялся: а вдруг кто-нибудь докопается?
Словно чувствуя свою вину, Галина была тихой и послушной женой. И проявляла характер только при бесконечных «перебросах» красного командира Блюхера с одного фронта на другой. Характеризуя каждое новое назначение как опасное, тот всякий раз пытался оставить ее дома, уехать один. Тогда у Галины глаза становились такими же яростно-прозрачными, как у Блюхера, и она каждый раз говорила: «Нет!»
Сказала она так и нынче, когда Блюхера получил приказ о переброске с врангелевского фронта в далекое Забайкалье.
– Галина, но ведь наша Зоя болеет, – пытался апеллировать Блюхер к здоровью появившейся малышки. – А тут одна дорога какая: из Одессы в Читу! И врачи не советуют…
– Я уже все придумала, Василий Константинович: с нами поедет моя сестра, Варвара. Она окончила курсы сестер милосердия, поможет с малышкой, ежели что – а там как Бог даст!
– Потише ты насчет Бога, – привычно одернул жену Блюхер.
* * *
Он осторожно взял с полки коробку папирос, покрутил ее в пальцах, открыл и понюхал: пахло сладко и приятно. Нашарив спички, Блюхер закурил и постепенно успокоился. Не успел подумать о том, что на пустой желудок от водки может и «развезти», как обнаружил тут же, на полочке, несколько корзинок и вазочек с орехами и солеными крендельками. Обставившись ими, вскрыл пакет с «секреткой», взял верхнюю бумагу и прищурился: это оказалась вчерашняя сводка ГПУ.
