– Склад опломбировать и опечатать. Не позже чем через два часа организовать здесь и на всех прочих складах круглосуточное дежурство вооруженными пешими патрулями.
– А с интендантом что? – поинтересовался старший чекист, поглядывая по сторонам.
– Отведите за угол и расстреляйте. Под мою ответственность! Ишь, «забаву» нашел: торговать вверенным ему имуществом! Извозчиков – в «холодную»: с ними надо поработать! Наверняка не в первый раз за товаром сюда приезжают. Поехали, товарищ!
– Погодите! – рванулся было за ним интендант – в штатском, но с явной военной выправкой. – Как это – «расстреляйте»?! Я бывший офицер, а ныне военспец! Я требую суда! За что меня, как собаку?! Я готов, в конце концов, возместить ущерб!
– Был офицером, стал вором, – констатировал Блюхер и выразительно поглядел на чекистов. – Расстрелять! Не шучу! Вернусь – проверю!
* * *
Кабинет Краснощекова был полон. На всех креслах и стульях, занесенных из приемной, сидели хмурые люди.
Глава правительства встретил Блюхера упреками:
– Демобилизацию планируете, товарищ Блюхер?! Но ведь я официального согласия еще не давал, помнится! И решения правительства на сей счет пока нет – анархизмом попахивает, товарищ Блюхер! А служебную записку мою успели прочесть?
– Нет, только начал, – невозмутимо отозвался тот. – На «керосинке», которую за мной прислали, не почитаешь: пыль, треск, того и гляди из «люльки» вылетишь. Собаки бродячие, опять-таки, мотоциклет преследовали всю дорогу. Отбивался как мог, не до чтения было.
– Принесите кто-нибудь еще стул, – распорядился Краснощеков. – Не успели прочесть, тогда слушайте! Нынче утром получено сообщение из Урги: плохо дело, товарищ Блюхер! Барон Унгерн изменил свои планы, издал приказ № 15 и намерен двумя колоннами выдвигаться на Верхнеудинск!
[116]
– Полагаю, что бригада генерала Резухина уже выдвинулась, – негромко вставил кто-то из присутствующих, вытирая платком мокрую лысину. – Ей дан приказ перейти границу в районе станции Цежинской и следовать левым берегом Селенги на станцию Мысовую
[117] и Татаурово, взрывая по пути мосты и тоннели. Через пару дней после Резухина должен выступить со своей бригадой и сам барон. Он двинется на Троицкосавск
[118], Селенгинск
[119] и сам Верхнеудинск.
– Понятно…
– Надо заметить, товарищ Блюхер, что вооружение этих бригад значительно пополнилось после взятия Унгерном Урги и перехвата китайских караванов с оружием. По нашим данным, в бригаде Резухина полторы тысячи сабель, 4 орудия с достаточным запасом снарядов и 10 пулеметов. У барона – свыше 2 тысяч бойцов, 8 орудий и 20 пулеметов…
– Сколько у нас времени до их подхода к Верхнеудинску? – перебил Блюхер.
– Шесть-восемь дневных переходов.
– Вообще-то Верхнеудинск – это сфера действия 5-й Советской армии, – заметил Блюхер. – И партизанских соединений, судя по сводкам, там должно быть достаточно. Но мы, конечно, в стороне не останемся. Время пока есть! Местные дела пока отложим, принимаю решение о временном переносе штаба армии в Верхнеудинск! Вопросы ко мне есть, товарищи? Тогда предлагаю каждому заняться своими неотложными делами!
Не дожидаясь сигнала об окончании совещания, Блюхер встал, одернул гимнастерку и направился к дверям. Тем временем на столе у Краснощекова зазвонил один из телефонов. Подняв трубку и выслушав чье-то торопливое донесение, он окликнул задержавшегося в дверях Блюхера:
– Василий Константинович, на минуту! Прикройте, пожалуйста, дверь. Мне доложили, что вы приказали расстрелять интенданта склада № 6 военспеца Мельникова. Могу я узнать причину, товарищ Блюхер?
– Пожалуйста! Этот ваш интендант, из военспецов, бывший капитан Белого движения Мельников, практически в открытую торговал вверенным ему трофейным имуществом. Ему не повезло: мы подъехали к его складу, аккурат когда жулики грузили на ломовиков народное имущество. Грузчики и часть извозчиков успели разбежаться, к сожалению. Сам Мельников ничего вразумительного в свое оправдание сказать не мог, начал дерзить, ссылаться на устное указание из правительства. Книги учета имущества у него не оказалось. Так что пришлось применить крайние меры, господин Краснощеков!
– Мерзавец! – буркнул Краснощеков. – Но вы, по-моему, все же перегнули! У нас – демократическая республика. Есть суд, наконец!
Не отвечая на претензии, Блюхер вынул из офицерского планшета несколько листов бумаги, протянул Краснощекову:
– Это мой доклад в правительство, в Москву. Не хочу действовать за вашей спиной, господин президент! Прочтите! Если указанные в докладе безобразия будут исправлены к моему возвращению из Верхнеудинска – внесем поправки. Обещаю!
– И когда вы все успеваете? – криво улыбнулся Краснощеков.
– Да ночью не спалось что-то, вот и набросал черновичок. И последнее, Александр Михайлович: для моих бойцов нужны казармы! Нужно вещевое довольствие. Про ваше нежелание проводить реквизиции я уже слышал. Покупать? Давайте покупать! От атамана Семенова в городе осталось, я слышал, помещение организованного им кадетского корпуса. Оно пустует. Я имею в виду прежде всего его!
– Но у нас нет средств, я же говорил! А у этого здания наверняка есть собственник! Я не могу нарушать конституцию ДВР, в разработке которой сам принимал участие!
– Хорошо. Разыщите хозяина и купите. Нет средств – дайте гарантию оплаты в течение двух-трех месяцев. Вам, надеюсь, поверят?
– Поверить-то поверят – но как я буду моргать глазами через три месяца?
– В черновике моего доклада есть настоятельная просьба к правительству Республики о выделении 1,5 миллионов золотых рублей для неотложных нужд НРА. Думаю, мне не откажут. Вернее, уверен! В общем, в любом случае деньги я достану! С Унгерном разберемся, думаю, месяца через два-три. Надеюсь, что к этому времени казарма будет готова, Александр Михайлович! И не пустая! Походные кровати и прочее я видел на одном из складов – за них, надеюсь, платить не нужно?
– Разумеется, нет!
– Вот и прекрасно! Дайте срочное соответствующее поручение своим министрам. И давайте не будем ссориться, Александр Михайлович! Пусть правительство к моему возвращению из Верхнеудинска подберет еще пару-тройку помещений для казарм. Деньги будут! Слово Блюхера!
