Например, отказ от ископаемого топлива — не новая идея. Начиная с 1956 года геолог Мэрион Кинг Хабберт, работавший на Shell Oil, вдохновенно писал, что Америка должна обратиться к ядерной энергии «до того, как запасы ископаемого топлива закончатся, — а это неизбежно». Он был убежден: добыча урана на месторождениях в Колорадо более перспективна, чем сжигание нефти и угля, пик которого придется, по его прогнозам, на период между 2000 и 2150 годами. Это утверждение было верно — и в то же время неверно.
Давайте на минуту вернемся в 1969 год: Балхен еще спорит с Уиттманном, Хабберт проповедует свои идеи со страниц газет. Я не могла запомнить этот год, но знаю, что он, как и любой до или после него, был годом начинаний и свершений, проблем и решений.
Большинство деревьев за вашим окном в 1969 году были еще семенами, а корпорация Wal-Mart Stores, Inc. только стала корпорацией (сейчас это крупнейший частный работодатель в мире). В том году состоялась премьера «Улицы Сезам», которая уже успела научить миллионы детей считать и писать. Великое вырастало из малого — и изменяло мир.
1969 — год пожара на реке Кайахога, когда погибла вся рыба на участке между Акроном и Кливлендом. Журнал Time освещал происходящее — и благодаря этому теперь у нас есть Агентство по охране окружающей среды. В том же году пляжи Санта-Барбары в штате Калифорния пострадали от разлива нефти с морской платформы, убившего все живое на пути распространения, — и это дало старт учреждению Дня Земли, широко признанного в наше время по всему миру.
Гораздо севернее, в округе Мауэр, штат Миннесота, мои родители не обращали на все это никакого внимания, ведь 27 сентября 1969 года родилась я — последняя из четверых их детей. «Этого ребенка ждет совершенно другой мир» — такое обещание дали друг другу мои родители. Древняя клятва, которую все отцы и матери приносят в эйфории, наступающей за счастливыми родами.
Мне была уготована вся любовь, которую могли дать мне отец и мать. «Она будет расти свободной, — решила мама, — свободной от голода и стыда, который испытывают дети, отобранные у нерадивых родителей». Отец тем временем с нетерпением ждал прихода эры технологий, способных спасти всех нас от нужды и болезней. Как и миллионы других пар до них и после, они смотрели на мир, в котором жили, и мечтали о мире, созвучном их желаниям. А потом, повернувшись друг к другу, они дали мне имя — Хоуп, «надежда». И были, как водится, правы и неправы одновременно.
Спустя 40 лет, в 2009-м, заведующий моей кафедрой вызвал меня к себе в кабинет и попросил прочитать курс об изменениях климата. В ответ я застонала и попыталась слиться с креслом. Убеждать людей пересмотреть свои привычки в потреблении энергии — все равно что уговаривать их бросить курить или начать правильно питаться: они и так знают, что стоило бы, но многомиллиардная индустрия вокруг работает 24 часа в сутки, изобретая все новые способы их от этого удержать. Не могла я не думать и об Эдисоне, Форде и Файрстоуне, о Балхене и Уиттманне, о Хабберте, Сагане и Горе — а также о прочих великих умах, которые уже пытались поднять эту тему и которые, будем откровенны, вряд ли были бы высокого мнения о девушке из лаборатории вроде меня. Я думала о машине, на которой приехала утром на работу (и о том, как у нее ужасно подтекает масло), и задавалась вопросом: вправе ли я кому-то что-то рассказывать об экологии?
Выйдя от завкафедрой, я отправилась в лабораторию, где, расстроенная, поделилась новостями с Биллом, моим коллегой. Подробно рассказав ему о бесплодности начинания, я спросила, зачем мне вообще пытаться действовать. Билл внимательно и терпеливо выслушал мои стенания, дождался, пока я закончу, а потом поделился своей обычной мудростью: «Затем, что это твоя работа. Хватит ныть, иди работай».
Билл — исключение из множества правил; в том числе поэтому он гораздо чаще прав, чем неправ, и в этот раз — тоже. Не стоит так переживать, решила я: нужно всего-навсего сделать свое дело — как следует выполнить поручение руководителя. С этими мыслями я села за стол, включила компьютер и начала поиск по ключевым словам «изменения климата». Пройдет несколько лет, и у меня накопится база данных о росте населения, о расширении сельского хозяйства, о взлетевшем за последние полвека потреблении энергии. Я обратилась к базам данных и скачала файлы с числами и таблицами. Исследуя их, я искала закономерности, сложившиеся за десятилетия моей жизни. Задачей было количественно измерить глобальные изменения в самых точных из понятных мне единиц, и в процессе работы я многое узнала.
Это исследование легло в основу курса, который я читала много раз. На протяжении семестра я каждую неделю брала в руки мел и выписывала на доске числа, способные объяснить сидящим в аудитории студентам, как сильно изменилась планета Земля с семидесятых — годов моего детства. Я рассказывала им о переменах — не о возможных или желательных: о фактах, обнаруженных лично мной. Я всего лишь делала свою работу, но именно тогда поняла, зачем это нужно: только осознав, где мы оказались, можно искренне спросить себя, сюда ли мы хотели прийти.
Прямо сейчас я могу наблюдать, как страна, где я родилась, откатывается назад. Она отмахнулась от Парижского соглашения и близка к роспуску Агентства по охране окружающей среды. Министерство сельского хозяйства Соединенных Штатов также переживает не лучшие дни. Министерство энергетики, больше 10 лет финансировавшее исследования парниковых газов, проводимые в моей лаборатории, закрыло разработку тем, касавшихся изменения климата; NASA вынуждают поступить так же. В 2016-м я уехала из Соединенных Штатов в Норвегию именно потому, что верила: здесь мы получим больше поддержки. Будущее американской науки очень меня беспокоит.
Все это заставило меня понять: о глобальных изменениях пора рассказывать не в аудитории, а в книге. Дело не в том, что я, как ученый, уверена в своей правоте. Вовсе нет. Но я — писатель, испытывающий нежные чувства к словам и цифрам, и преподаватель, которому есть что сказать.
Если вы готовы слушать, я расскажу вам, что случилось с миром — моим, вашим и нашим.
Он изменился.
2. Кто мы такие
В оные дни разрослось по земле повсеместно без счету
Племя людское, давящее Геи простор пышногрудой
[1].
Стасин. Киприи (750 до н. э.)
Почти за 2000 лет до Рождества Христова народ Месопотамии был глубоко обеспокоен тем, что планета Земля не сможет обеспечить пропитанием, водой и домом растущее население междуречья Тигра и Евфрата — всего известного им обитаемого мира. Поэты Вавилона, крупнейшего города Месопотамии, рассказывают, как мир, где плодилось и размножалось человечество, вскоре начал «стенать, а люди множились, и мир стенал как дикий бык». Боги, у которых от неумолчного шума цивилизации разыгралась бессонница, были вынуждены вновь и вновь навлекать на человечество голод и болезни, чтобы народу стало меньше. В 1800 году до н. э., когда родилось это сказание, население Земли достигло отметки примерно в 100 млн. Пройдет 1000 лет — и эта цифра удвоится.
