В Малом Знаменском переулке, в доме князей Долгоруковых, регулярно устраивались совещания «освобожденцев», за которыми пристально наблюдала полиция. Фактическими руководителями этих «бесед» выступали хозяева дома, а также князь Д. И. Шаховской и граф Ю. А. Новосильцев. На эти встречи распространялись билеты. Собирались до 300 человек. У Долгоруковых читали лекции А. А. Мануйлов, П. Н. Милюков, А. Ф. Фортунатов, М. Я. Герценштейн, Н. М. Жданов, И. Н. Сахаров.
Вскоре собрания перебрались в квартиру Ю. А. Новосильцева. Сам он в то время был за границей. Беседы организовывала его жена М. А. Новосильцева и дочь Е. Ю. Демидова, жена И. П. Демидова. Сюда тоже пускали только по билетам. Первое такое собрание состоялось 26 марта. На нем был прочитан доклад В. Е. Якушкина, внука участника событий 1825 года на Сенатской площади, о декабристах. Разумеется, это был только повод собраться. После доклада обсуждался крестьянский вопрос, а также перспективы политической пропаганды в деревне. Присутствовали около 150 человек, в том числе учащиеся.
Второе собрание состоялось три дня спустя, 29 марта. Тогда на квартиру Новосильцева пришли около 400 человек. Выступал П. Н. Милюков о 1860-х годах. По окончании лекции ему был преподнесен букет живых цветов от Долгоруковых и Новосильцевых. На следующий день беседа примерно с тем же составом участников состоялась в квартире В. А. Морозовой. Подобные собрания проводились и у ее родственницы Маргариты Морозовой в доме на Смоленском бульваре.
Маргарита Кирилловна Морозова была вдовой рано скончавшегося Михаила Абрамовича Морозова. В ее доме была особая атмосфера:
Великолепный зал, отделанный в классическом стиле, эффектная эстрада, нарядные костюмы дам на раззолоченных креслах, краски, линии — все это просилось на «историческую» картину. Картина и была задумана… хозяйкой или художником. Пастернак принялся зарисовывать эскизы и порядочно измучил меня (П. Н. Милюкова. — К. С.) для фигуры говорящего оратора на эстраде.
Некоторое время спустя компаньонка Морозовой принесла Милюкову от ее имени несколько тысяч рублей на организацию политической партии. В салоне М. К. Морозовой сходились очень разные люди: философы и художники, ученые и поэты. Среди пламенных поклонников Маргариты Морозовой был Андрей Белый. Музыке ее учил А. Н. Скрябин.
5 апреля в квартире Новосильцева Ф. Ф. Кокошкин прочитал лекцию о Великих реформах, а И. Сахаров — о конституции в Германии. 10 апреля прошли собрания в квартирах Новосильцева и Маргариты Морозовой. На первом присутствовали 280 человек, на втором — около 200, были там и социал-демократы. 11 апреля в квартире Варвары Морозовой собралась не менее многочисленная публика, которая не расходилась до часа ночи. Выступление А. А. Мануйлова было посвящено аграрному вопросу. 13 апреля в доме у Новосильцева аудитория была небольшая. Князь Д. И. Шаховской, В. В. Водовозов и Ф. Ф. Кокошкин сделали сообщения о государственном устройстве США и Сербии. В тот же день у Варвары Морозовой Милюков прочитал лекцию об истории революционного движения со времен А. И. Герцена до начала XX столетия. Там собрались около 500 человек.
На следующий день у Ю. А. Новосильцева состоялась лекция М. Я. Герценштейна. Присутствовали около 400 человек. Обсуждение продолжалось с 8 вечера до часа ночи. В том же доме 2 мая А. А. Кизеветтер прочитал лекцию о польском вопросе. Ее слушали более ста человек.
Интенсивность такого общения, широкая аудитория лекций и публичных дискуссий, актуальные темы для обсуждения — все это знаки революционного времени, в не меньшей степени, чем беспорядки в армии, крестьянские волнения и забастовки рабочих. У этого процесса были самые серьезные последствия: формирование общественного мнения, способов подачи информации в периодических изданиях, настроений в учебных заведениях, земствах, бюрократических канцеляриях, а также оттачивание программ будущих политических партий.
Почти партии
Славянофилы стояли перед необходимостью поиска собственных организационных форм, которые бы им позволили оказывать влияние на политическую ситуацию. Объединение сторонников реформированного, обновленного самодержавия должно было стать противовесом все более активному движению конституционалистов. «Сегодня собрались мы, консерваторы, у Головина (Константина Федоровича. — К. С.). Он предлагал сговориться и устроиться в противовес партии „петрункевичей“. Устроить консервативное бюро (здесь) в противовес революционному московскому», — записал в своем дневнике 9 ноября 1904 года, в день окончания работы земского съезда, А. А. Киреев.
Славянофилов подтолкнуло к созданию собственной организации осознание беспомощности власти. 13 декабря 1904 года, сразу же после опубликования манифеста, в котором не было ни слова о возможной политической реформе, Л. А. Тихомиров с горечью заметил: «Я боюсь, что Государь одинаково не может не уступить, не сопротивляться, а это, конечно, способно из ничего создать гибель».
В конце января 1905 года сторонники преобразований в славянофильском духе проводили консультации в связи с необходимостью образования собственного объединения. Согласно дневниковой записи А. А. Бобринского от 31 января 1905 года, инициативу взял на себя князь А. Д. Оболенский. В начале февраля прошли совещания на квартире самого Оболенского и петербургского губернатора А. Д. Зиновьева. Помимо хозяев и А. А. Бобринского, там собрались министр земледелия А. С. Ермолов, начальник Главного управления уделов В. С. Кочубей, санкт-петербургский предводитель дворянства В. В. Гудович. Бобринский составил проект манифеста, в котором объявлялось о созыве народных представителей. Собравшиеся обсуждали записки А. Д. Оболенского, А. С. Ермолова и приехавшего из Москвы С. Н. Трубецкого, посвященные тому же самому вопросу — необходимости скорейшей реформы государственного строя. Примерно в это время активизировались сторонники сохранения существующего порядка или же, по выражению Бобринского, члены «ретроградной партии». По инициативе члена Государственного совета Б. В. Штюрмера они проводили совместные совещания. Составы этих двух немногочисленных кружков пересекались: в работе и того и другого принимали участие А. А. Бобринский и В. В. Гудович (причем последний вел заседания «бюро консервативной партии»). Дифференциация политических взглядов проходила с немалыми затруднениями. Однако общественные деятели, мечтавшие о создании собственной партии, стремились к идейной монолитности, так что размежевание было неизбежным. 24 марта 1905 года на квартире С. А. Толля в ходе «съезда союза консервативной партии» произошел раскол «на ультра-консерваторов под знаменем „Гражданина“» и центр, составлявший большинство собрания. «Знаменательный день, — записал в тот день в дневнике А. А. Киреев. — Мы, консервативные „земско-соборники“, собрались у графа Толя… человек 25. Разные сановники и gros bonnets
[14]. Мы решили присоединиться к программе 22-х дворянских предводителей собравшихся в Москве, т. е. Земский собор лишь с совещательным голосом… В сущности, это и программа славянофилов».
Записка, принятая на съезде губернских предводителей дворянства в марте 1905 года, представляла собой весьма сложный и противоречивый текст. Дворянские предводители исходили из того, что введение конституции было невозможным в России. По их мнению, самодержавие, самобытная русская форма правления, не имело в данный исторический момент альтернативы, так как только оно соответствовало мировоззрению большинства населения. Конституция, лишенная какой-либо поддержки в стране, лишь дестабилизировала бы ситуацию. Но сохранять status quo, по мнению предводителей, было также опасно. Поэтому было чрезвычайно важным воплотить в жизнь положения рескрипта 18 февраля 1905 года, в котором наконец провозглашалось намерение государя привлечь народных представителей в законодательной работе. Оставаясь сторонниками сохранения самодержавия, предводители дворянства тем не менее не считали возможным определить функции будущего представительства исключительно как законосовещательные, так как это лишало бы представительство всякой инициативы и права контролировать правительство. Будущие народные избранники, по мнению губернских предводителей, должны были иметь право законодательной инициативы, право надзора за исполнением законов, право запроса к правительству. Также в записке говорилось о необходимости гласного контроля над бюджетом. Если же представительство не будет обладать этими правами, «будут переименования, а не реформы. Без них не будет того обновления всего государственного механизма, которого события обличили…»
