Но поспать этой ночью видно, была не судьба.
Потому что за стенкой опять завопили.
На этот раз вопили отлично узнаваемым фальцетом.
- Охальники! Ох, охальники! Позор-то какой! Это ж надо! Практически на глазах у детей!
Параллельно с воплями мистрис Сапоты женский и мужской голос умоляли вопить потише и вообще успокоиться.
- А что такое «охальники»? - поинтересовался Ингвар.
Мне тоже было интересно. Не значение слова, конечно, а количество угодивших в ловушку, расставленную на меня «зверятами».
Мистрис Сапота орала что-то о несмываемом пятне на репутации, и что охальников окаянных теперича ни в один приличный дом не возьмут, как вдруг раздался громовой голос темнейшества. Тот самый, который с громовыми раскатами и горным обвалом.
- Что здесь происходит?!
Дверь в спальню наследников распахнулась и в проёме застыл силуэт, споро меняющий тёмную форму на человеческую.
И в общем, он как застыл, так и стоял, словно ноги в пол сваями вросли.
Из-за плеча темнейшества выглядывала мистрис Сапота с открытым ртом. И ещё какие-то слуги.
Мне даже жалко их всех стало.
Представила, что за зрелище мы с наследниками и Акишико собой являем и с трудом подавила смешок.
- Да это же... это... ваше темнейшество, милорд, вместо того, чтобы пресечь озорство детей, новая гувернантка им потворствует! Немыслимо! - и поспешно закрыла себе рот рукой под взглядом тёмного лорда.
Тот, наконец, отмер и, оттеснив остальных, закрыл дверь, после чего так пристально уставился на меня, что я, даром, что даже платье не сняла, всё же стыдливо подтянула одеяло до подбородка.
Дети с таким положением вещей были не согласны и одеяло тут же обратно стянули.
Его темнейшество сглотнул и не нашёл ничего умнее, как спросить:
- Вы что здесь делаете?
Я вздохнула. Что ж такие непонятливые все с утра.
- Сплю, - ответила честно.
- Ваше темнейшество. Я вообще-то не одета, - возмущённо пропищала Клиппи.
Тёмный лорд закатил глаза.
- Так это правда, леди? Вы с детьми устроили ловушку. на слуг?
Слуг?!
Нет, ну, в принципе, логично.
Удобнее всего под легендой слуги в дом забраться. Жаль, что леди Фрейя Миноре, планируя преступление, до этого не додумалась. А с другой стороны, совсем не жаль. Ещё неизвестно, чем кража Маори могла бы закончиться. И наследники тут, опять же, неприкаянные. Да и вообще никогда ещё недолгая жизнь Машеньки Барашкиной не была такой интересной!
И вот вроде бы самый подходящий момент, чтобы рассказать тёмному лорду о шпионах в его доме, вот только. Тут, помимо нас, взрослых, ещё парочка «зверят» имеется. «Зверят», у которых ну очень пытливые, хоть и сонные глазёнки и ушки на макушке. «Зверят», которые плачут по ночам.
Риторический вопрос: имею ли я право вываливать правду о шпионах сейчас и пугать детей?
Потому решила ответить иносказательно.
- А с чего бы мне, милорд, устраивать ловушку на ваших слуг... в собственной спальне? Темнейшество только глазами сверкнул, видимо, задаваясь тем же вопросом.
И вдруг неожиданно «обрадовал»:
- Будьте добры, леди, загляните в мой кабинет перед завтраком.
И, прежде чем удалиться, добавил тихо:
- К тому времени я успею, хм, переговорить... со всеми участниками.
Глава 24 О подозрениях темнейшества и о том, как «зверята» испытывали моё терпение
Завтракали мы вшестером.
Во главе стола сидел темнейшество - лощёный, застёгнутый на все пуговицы, а ещё хмурый и мрачный донельзя. Правда, если не чувствовать, что настроение тёмного лорда гаже некуда, нипочём не догадаешься, потому как на безупречном лице намертво застыла бесстрастная маска. Напротив него располагался ледейшество, лорд Нэвесх. Выражение физиомордии ледейшества было пакостно-торжественное: как же, весь особняк уже в курсе, что двое слуг были уволены этим утром в связи с недостойным поведением. То есть это была официальная версия, для всех. Но разве что глухой не слышал о том, что парочка слуг не нашла иного места для своих непотребств, кроме как спальня новой гувернантки. Судя по выражению лица ледейшества и его взглядам, бросаемым на меня, он бы с радостью развил эту тему. Вот только присутствие за столом племянников охолаживало. Наследников, ввиду появления у них гувернантки, перевели за «взрослый» стол, и рассадили по сторонам от меня. Но не только общество племянников вынуждало ледейшество воздерживаться.
Напротив меня сидел ещё один участник семейной трапезы, один лишь вид которого съедал любое веселье в самом его зачатке.
Фавн с завитыми бараньими рогами в золотистую полоску, с тёмно-синей кожей в бледноголубых веснушках по поверхности лба и переносице, с пристальным, даже гипнотическим взглядом нечеловечески умных глаз. Фавн, обладающий безупречными манерами и неспешно отдающий должное омлету с беконом.
Я же в толк не могла взять, как он может преспокойно трапезничать после того, как. после того, что всего полчаса назад произошло в кабинете тёмного лорда!..
Фавна темнейшество представил как гранда Агруса Сехпиная, своего советника, который временно поживёт в доме.
Я - спасибо фейской сверхчувствительности - сразу поняла, что ледейшество, мягко говоря, не в восторге от нового соседа. Тут, надо сказать, наши взгляды с ледейшеством совпали.
«Зверята» же разглядывали импозантного советника с любопытством в одинаковых фиолетовых глазёнках. И даже покладисто ковыряли кашу в своих тарелках... Какое-то время.
Я же знала истинную причину нахождения гранда Агруса в доме. Своими глазами видела проводимый им допрос тех двоих, что попались в ловушку, расставленную для меня «зверятами»...
И меня до сих пор мутило от увиденного.
.Мы с темнейшеством находились по ту сторону места проведения допроса. В потайной комнате, соединённой с кабинетом односторонним магическим окном, откуда и наблюдали за происходящим. Точнее, наблюдала я, а темнейшество по большей части следил за моей реакцией. И вот фавн на первый взгляд ничего такого особенного не делал, просто спрашивал, но лица горничной и лакея (согласно клятвенным заверениям мистрис Сапоты оба с блестящими рекомендациями, оба служат правящему дому чуть ли не полный круг.) были искажены таким ужасающим страхом, таким первобытным ужасом!.. Меня от одного их вида до мурашек пробирало. Не говоря уже о том, что ощущать чужой страх каждой клеточкой своей кожи, пропускать его через собственное нутро было невыносимо! И тянулась эта пытка долго, очень долго! Я лишь потом поняла, что в те минуты время для меня словно замедлилось.
Когда у бледного, как смерть, лакея, пошла носом кровь, я отпрянула от смотрового оконца и потребовала у темнейшества остановить этот беспредел!
