Голос ветра сочился сквозь деревья, тени поплыли у нее перед глазами, и лунный свет перемешался с темнотой, как акварель. Она как будто встрепенулась и ощутила металлический привкус в горле, похожий на кровь. Но страха почему-то не было. Он вышел из нее, как будто она стала чуть менее, чем целым – полудевочкой, существующей между тем, что есть, и тем, чего нет.
Сейчас она была не просто Иммануэль. Она была чем-то большим. И чем-то меньшим.
Она попала в Темный Лес, и Темный Лес тоже попал в нее.
Опираясь на ствол дуба, она поднялась с земли, еще чувствуя дрожь в коленях и немоту в стопах. Шепот ветра стал громче, и она последовала за ним по темноте, на ощупь, надеясь, что он выведет ее к опушке.
Деревья мало-помалу редели, и на мгновение Иммануэль показалось, что она нашла выход из леса. Но эта надежда угасла, когда она поняла, что очутилась на небольшой поляне в форме круга в самой гуще леса, ярко залитой светом луны. По периметру круга плотным кольцом росли сморчки, такие крупные, каких Иммануэль никогда прежде не видела.
А в самом центре кольца лежали, слившись друг с другом, две обнаженные женщины. Их голые ноги переплелись, рты были распахнуты. Первая, высокая и черноволосая, своим видом напоминающая паука, лежала сверху другой, изогнувшись в позвоночнике и так напрягая плечи, что Иммануэль было видно, как сокращаются и перекатываются мускулы под кожей, тонкой и серой, как у покойника. Вторая женщина извивалась под своей любовницей и тянулась губами к ее плечу.
Сумка Иммануэль соскользнула с ее плеча и упала на землю.
Женщины замерли, дернулись в судороге и, оторвавшись друг от друга, встали с земли. Одна из них выхватила что-то из тени высокой травы – темный предмет, которого Иммануэль не могла разглядеть со своей позиции. Женщины синхронно повернулись к ней.
В полный рост женщины оказались на фут выше нее. Лица обеих выражали одинаковую отрешенность: рты разинуты, алые губы блестят, как зияющие раны. Меж их бровей было высечено что-то вроде печати невесты, только звезда в центре рисунка незначительно отличалась, возможно, меньшим вниманием к деталям. Женщины стояли неподвижно, но кости в их телах словно ходили ходуном, как будто сами скелеты норовили вырваться из-под кожи. Их глаза казались мертвенно-белыми, цвета выбеленной солнцем кости. Ни зрачков, ни радужки, и все же, каким-то образом, их взгляды были устремлены на Иммануэль.
Глава 4
Удивительна любовь между Отцом и Матерью, светом и тьмой. Одно не может существовать без другого. И все же им никогда не стать единым целым.
Священное Писание
Сначала вперед вышла женщина со светлыми волосами, высвободив руку из хватки любовницы. В несколько широких шагов она пересекла поляну и остановилась буквально на расстоянии вытянутой руки от Иммануэль. Вблизи стало заметно, что лицо женщины было сильно изуродовано: нос переломан, кость на переносице выпирала под острым углом. Ее полные губы немного припухли, и Иммануэль увидела, что нижняя была рассечена посередине. Ее обнаженные груди грузно висели, а голова упала набок, словно шее не хватало сил, чтобы удерживать череп вертикально.
Следом за ней, пробираясь сквозь траву и папоротники, к ним подошла и черноволосая женщина. И ростом и красотой она превосходила первую женщину, и ступала с робкой грацией лани. Она остановилась рядом со своей возлюбленной и обвила рукой ее талию, словно утягивая обратно. Но женщина отмахнулась от нее, упрямо шагнула вперед и медленно протянула руку к Иммануэль, как будто приветствуя. В пальцах, бледных и искореженных, совсем как у Абрама, она сжимала небольшой предмет черного цвета.
Это была тетрадь в кожаном переплете.
Бледная женщина прижала тетрадь к груди Иммануэль, и она отшатнулась, припав к стволу ближайшей сосны. Рот женщины скривился в подобии улыбки.
«Возьми». Слова разнеслись на ветру, беснующемся в ветвях деревьев. Когда Иммануэль их услышала, у нее подогнулись колени. «Она твоя».
Дрожащими руками она приняла подарок. Тетрадь оказалась тяжелой и непривычно теплой на ощупь, словно под ее переплетом струилась кровь. Вцепившись в тетрадь, Иммануэль не чувствовала ни страха перед этими женщинами, ни стыда за их наготу. Необыкновенное чувство охватило ее. Слово она оторвалась от земли, словно ее душа больше не была привязана к ее телу.
Лес огласился задушенным криком, выводя ее из оцепенения.
Иуда.
Иммануэль резко вскинула голову и повернулась к деревьям. Она с усилием преодолела несколько шагов, подняла с земли упавшую сумку, сунула тетрадь в наружный карман, и только после этого бросилась бежать со всех ног.
Ветки цеплялись за ее платье и хлестали по щекам. Она не могла разобрать, то ли это ветер завывал в ушах, то ли женщины с поляны звали ее обратно. Но с каждым шагом, с каждым рывком вперед, она как будто глубже проваливалась в дебри леса. Кустарник здесь рос гуще, кроны деревьев нависали ниже, а тени ползли, как пролитые чернила.
Ей было все равно. Она бежала дальше.
Ботинок Иммануэль зацепился за корень дерева, и она упала, глухо ударившись о землю. Ловя ртом воздух, она заставила себя подняться с земли, и вдруг увидела знакомые глаза, вперившиеся на нее из темноты: Иуда.
Но не весь Иуда: лишь его отрубленная голова, истекавшая кровью, покоилась на пне неподалеку.
При виде этого зрелища она зажала рот ладонью, сдерживая крик и тошноту, подступившую к горлу. Ее заколотил озноб такой страшной силы, что она еле удержалась на ногах.
Она снова бросилась бежать, еще быстрее, чем прежде, ломясь напролом через заросли, продираясь сквозь сосны, лишь бы унести ноги. И, слава Отцу, у нее получилось.
Мрак рассеялся, деревья стали редеть, и мало-помалу лес уступил свои права вефильской равнине, когда Иммануэль увидела наконец извилистую тропу, ведущую к ее дому. Уже у самой опушки у нее подкосились ноги, и из тени деревьев она выползала на четвереньках, едва не задыхаясь. С трудом поднявшись с земли, она преодолела остаток пути до Перелесья, еле волоча негнущиеся ноги и загнанно дыша, точно к ее лодыжкам были прикованы гири. На подходе к землям Муров она увидела Марту, Анну и Глорию. Неся перед собой факелы, они бродили по пастбищам на холмах и безжизненным кукурузным полям, и звали ее по имени.
Иммануэль окрикнула их, и женщины обернулись. Глория первой бросилась ей навстречу, путаясь в подоле ночной сорочки. Она обвила Иммануэль за талию и крепко стиснула в объятиях.
Следом подошла Анна. Вознося хвалу небесам, она потянулась к лицу Иммануэль, дотрагиваясь пальцами до кровоточащих ранок на щеке, где ее оцарапали колючки, до разбитой губы и ушибленного подбородка.
– Что с тобой стряслось?
Иммануэль открыла рот, чтобы ответить, но не смогла вымолвить ни слова. Она перевела взгляд на Марту. Та стояла в нескольких ярдах от них, опустив фонарь и сузив глаза. Не говоря ни слова, она мотнула головой, жестом командуя девушкам возвращаться на ферму. Глория убрала руки с талии Иммануэль, Анна отстранилась, и вчетвером они пошли по пастбищу в полной тишине.
