– Нет. Не думаю. Но звуки, которые они издавали, даже не были похожи на речь. Это больше напоминало всхлипы и стоны. Это и привело меня к ним.
Лия сильно побледнела и казалась совсем плохой на вид.
– Как они выглядели?
– Высокие, худые. Ужасно худые. И они лежали вдвоем на лесной поляне, заключив друг друга в объятия, как должно мужу и жене.
У Лии округлились глаза.
– Что они сделали, когда тебя увидели?
Иммануэль уже почти начала рассказывать о дневнике своей матери, но вовремя осеклась. Им обеим будет лучше, если сейчас она придержит язык за зубами. Она боялась, что и так наговорила лишнего. В конце концов, совсем скоро Лия свяжет себя с пророком священной печатью. Иммануэль знала, какую силу несут в себе подобные обеты, и хотя Лия заслуживала ее доверия как подруга, став женой пророка, она больше не будет принадлежать сама себе.
– Ничего. Просто стояли. Я убежала, прежде чем они успели подойти ближе.
Лия долго молчала, словно решала, верить ей или нет. А потом…
– Чем ты думала, скажи на милость? В этих лесах опасно! Нас не зря учат держаться от них подальше.
Вспышка гнева пробежала по ее позвоночнику.
– Думаешь, я этого не знаю?
Лия схватила ее за плечо и стиснула так крепко, что Иммануэль поморщилась.
– Мало ли, что ты знаешь, Иммануэль. Ты должна пообещать мне больше никогда не ходить в Темный Лес.
– Хорошо.
– Вот и славно, – сказала Лия, и ее хватка ослабла. – Надеюсь, женщины, которых ты там видела, провалятся обратно в преисподнюю, откуда они выползли. Здесь им не место.
– Но здесь их и не было, – тихо сказала Иммануэль. – Они были в Темном Лесу.
– Разве власть Отца не простирается и над лесом?
Иммануэль подумала о дневнике матери, о четырех словах на его последней странице: «Кровь. Мор. Тьма. Резня».
– Быть может, Отец отвернулся от леса, – проговорила она, стараясь не повышать голоса. – У Него – свое царство, у Темной Матери – свое.
– И все же ты прошла по коридорам Темного Леса целая и невредимая. Это должно что-то значить.
Прежде чем Иммануэль успела ответить, зазвонил церковный колокол, и парадные двери распахнулись. Освещенный косым лучом солнца, вошел пророк. Он был одет в простую одежду – ни ризы, ни орария, в которые он облачался во время богослужений. Странным образом, повседневная одежда придавала ему особенно устрашающий вид. Иммануэль не могла не отметить его осунувшегося лица. Под глазами у него залегли темные мешки, и она могла поклясться, что в уголках губ запеклась кровь.
Взгляд пророка упал сначала на Иммануэль, потом на ее платье, и в глазах у него мелькнуло узнавание. Он смотрел словно сквозь нее, в то утраченное время, когда была еще жива Мириам. Она никогда до конца не понимала, что привлекло пророка в ее матери. Одни объясняли это любовью, другие страстью, но большинство верили, что Мириам околдовала пророка своими ведьмовскими чарами. Столько историй и столько тайн, запутанных узелков и ниточек без конца и начала, что Иммануэль гадала, не прячется ли истина где-то на пересечении их всех.
После долгой паузы пророк отвернулся от нее и кивнул Лие, словно только сейчас вспомнил, что она здесь. Он молча подошел к алтарю, останавливаясь лишь для того, чтобы покашлять в рукав. За ним собор заполнили остальные прихожане, рассаживаясь по скамейкам. Апостолы, включая Эзру, расположились по периметру зала.
Иммануэль старалась не смотреть в его сторону.
Лия, в свою очередь, перевела взгляд на пророка.
– Пора.
Иммануэль кивнула, сжав на прощание ее руку, после чего Лия ускользнула к алтарю. Иммануэль ушла искать свободное место, а апостолы совершили обряд благодарения, и Лия поднялась на алтарь, осторожно придерживая юбки, чтобы не оголить коленей. Она улеглась там и лежала неподвижно в ожидании клинка.
Пророк положил руку ей на живот.
– Благословляю тебя семенем Отца, – его рука переместилась ей на грудь. – Сердцем агнца.
Лия несмело улыбнулась. Слезы потекли по ее щекам.
Пророк взялся за цепь, на которой висел кинжал, и снял через голову.
– Да пребудет в тебе сила Отцова, отныне и во веки веков.
– Благословенны будьте во веки веков, – вторили в унисон прихожане.
Тогда он поднес нож ко лбу Лии и провел лезвием по коже, вырезая первую линию священной печати. Она не кричала и не сопротивлялась, даже когда кровь стекала у нее по вискам и собиралась в ушных впадинах.
Паства наблюдала за происходящим молча. Иммануэль вцепилась в скамью так, что побелели костяшки пальцев, заставляя себя не двигаться с места все время, пока тянулся ритуал нанесения печати.
Казалось, прошли часы, когда пророк наконец положил руку Лии на голову и ласково погладил по волосам, задержавшись там пальцами и ероша ее локоны.
Почувствовав его прикосновение, Лия медленно села. Струйка крови потекла по ее носу и окропила губы. С дрожащей улыбкой и полными слез глазами она повернулась лицом к собравшимся и слизнула кровь.
Глава 7
Лилит в короне из костей,
Праматерь всех лесных зверей.
Далила с нежною улыбкой
Плывет в озерной ряби зыбкой.
Сияют звезды и луна,
К ним песнь двоих обращена.
То Мерси с Иаиль воспели
Свою любовь и грех смертельный.
Но те, кто в темный лес войдут,
Когда над ним сгустится тьма,
Пути обратно не найдут
И жизнь их будет прервана.
Вефильская колыбельная
После церемонии закатили пир, один из самых обильных со времени осеннего сбора урожая. Гостей Лии и пророка разместили за девятью столами, такими длинными, что каждый тянулся из одного конца церковного двора до другого. Все они были заставлены разнообразными блюдами и яствами: тушеной говядиной и картофелем, жареной кукурузой, хлебом и сыром. Пили яблочный сидр и ячменное вино, которое мужчины хлестали из огромных деревянных кружек, проливая пену на свои бороды. На десерт угощались моченой сливой со сливками и сахаром.
В небе, усыпанном звездами, висела наливная круглая луна. Гости гуляли на широкую, пировали, общались и смеялись, опьяненные силой обряда. Семьи собирались вместе, и жены пророка ходили между столами, ухаживая за гостями и находя время перемолвиться словом с каждым.
Во главе пиршества, за маленьким столиком, накрытым на двоих, восседали Лия и ее супруг, пророк. Девушка улыбалась, невзирая на боль в свежей ране, которую успели промыть и перевязать. Когда она увидела Иммануэль, сидящую с Мурами в задней части церковного двора, улыбка Лии стала еще шире. Ее глаза сверкали в свете костров, щеки румянились от жары и, возможно, от выпитого сверх меры ячменного вина. Пророк сидел рядом, опираясь локтями на стол и сцепив пальцы в замок. Когда он проследил направление взгляда своей молодой жены, у Иммануэль возникло стойкое ощущение, что пророк изучает ее.
