– Досужие суеверия, – отмахнулся Эзра.
Когда-то Иммануэль и сама так думала, но это было до ее встречи с лесными ведьмами. Но теперь она знала, что Темный Лес таил в себе реальные опасности, и хотя она была готова рискнуть собственной жизнью, чтобы остановить бедствие, ею же начатое, она отказывалась рисковать еще и жизнью Эзры.
– Это слишком опасно. Поверь мне. К тому же, ты человек церкви, а лес особенно враждебен к вашей братии.
Он закатил глаза.
– Это ложь, придуманная язычниками в древние времена, чтобы не подпускать вефильских солдат к своим границам.
– Неправда. То, что ты не видел ужасов Темного Леса своими глазами, не значит, что они выдумка. Этот лес опасен, и если твоя жизнь тебе дорога, то лучше держись от него подальше.
Эзра собирался ей ответить, но тут конь громко заржал, и повозка так сильно накренилась вправо, что Иммануэль точно свалилась бы наземь, если бы Эзра не подхватил ее за талию.
Впереди, посередине дороги, стояла собака. Огромное, облезлое создание рычало, а в его глазах отражался свет фонарей, покачивавшихся на повозке. Собака клацнула на коня зубами – из ее пасти сочилась кровавая пена.
Эзра передал вожжи Иммануэль.
– Подержи их и не двигайся с места.
– Но твоя рука…
– Я в порядке.
Он повернулся к кузову повозки и достал из-под вороха сена ружье.
– Ты же не…
– У нее бешенство, – бросил он, спрыгивая с повозки.
Вскинув ружье, он двинулся к собаке. Та зарычала при его приближении, низко прижимаясь к земле.
Лошадь взбрыкнула, и Иммануэль дернула за поводья с такой силой, что чуть не ободрала ладони.
Эзра приложил ружье к плечу.
Пес бросился на него.
Темноту расколол хлопок пули, вырвавшейся из ствола. Собака пошатнулась на подкосившихся лапах и замертво рухнула на дорогу.
К горлу Иммануэль подступила горечь, но она подавила тошноту, когда Эзра вернулся на свое место и прислонил ружье к скамье. Он забрал поводья из ее дрожащих рук и дважды ими щелкнул, подгоняя лошадь, пока окровавленный труп собаки не остался позади. Ни он, ни Иммануэль не произнесли ни слова.
Еще через несколько минут их повозка проехала поворот и покатила по длинной ухабистой дороге, которая вела к землям Муров. Вдали замаячили огни ее дома, виднеясь сквозь колышущийся пырей.
Когда они подъехали, Эзра сказал:
– Ну так что, утром? На рассвете?
Иммануэль пробормотала какое-то ругательство себе под нос, но уступила, понимая, что спорить тут бесполезно.
– Будь на месте до восхода солнца. И винтовку свою захвати. Она может тебе пригодиться.
Эзра с самодовольным видом щелкнул поводьями.
– Встретимся у колодца.
Иммануэль кивнула. Но тут она кое-что вспомнила.
– Зачем твоему отцу понадобились имена?
– Что?
– В Обители пророк попросил тебя собрать имена всех женщин и девушек в Вефиле. Для чего?
Эзра не без колебаний ответил:
– Говорят, что проклятие может исходить только из уст женщины. Из уст ведьмы.
Проклятие. Вот оно что. Значит, правда вышла наружу.
– Так он считает, что это проклятие?
– Ну, уж точно не благословение, – сказал Эзра. – Как еще это можно назвать?
Иммануэль снова подумала про собор, про витраж, изображавший сожжение и истребление легионов Матери. Про девушку с кляпом во рту, закованную в колодки на рынке. Про толпы зевак и пылающие костры. Про Лию, недвижимо лежащую на алтаре, кровь, затекающую ей в уши, и клинок, поднесенный ко лбу. Про юных девушек, которых выдавали замуж за мужчин, годившихся им в дедушки. Про голодающих попрошаек с Окраин, ждущих подаяния у обочины. Про взгляд пророка, который ощупывал ее, задерживаясь там, где не должен был.
Иммануэль ответила на вопрос Эзры глухим шепотом:
– Наказание.
Глава 15
Когда лес голоден, накормите его.
«Нечестивая четверка: Компендиум»
На следующее утро Иммануэль проснулась еще до рассвета и отправилась в пустую мастерскую Абрама за амуницией. Порывшись в его инструментах, она остановила свой выбор на толстом мотке веревки (достаточно длинной, чтобы опоясать весь дом по периметру и еще бы осталось), рулоне чистой марли и самом остром ноже Абрама для резьбы по дереву. Веревка была довольно тяжелая и даже перевешивала, но Иммануэль кое-как пристроила моток на плече и побежала паровыми полями к огороженному загону, куда овец запирали на ночь. Она второпях выпустила их на пастбище, где они будут пастись под бдительным присмотром батрака Джозайи все время ее отсутствия.
Разобравшись со стадом, Иммануэль отправилась к колодцу на восточной окраине пастбища и стала ждать Эзру. Чтобы скоротать время, она листала дневник матери, снова возвращаясь к рисункам ведьм, и внутренне готовилась к тому, что ей предстояло сделать. Если все пойдет по плану, она отыщет пруд, войдет в воду и принесет свою жертву, и к тому времени, когда она выйдет из Темного Леса, с кровавым бедствием будет покончено. Она лишь молилась, чтобы дневной свет смог удержать ведьм Лилит на расстоянии.
В нескольких ярдах от нее показался Эзра, спустившись на пастбище с вершины холма. Он был одет в рабочую одежду, руку ему забинтовали несколькими полосками свежей белой марли, а за его плечом на кожаном ремне висело ружье.
Иммануэль нахмурилась, поглядев на солнце. Был почти полдень.
– Опаздываешь.
Овцы бросились врассыпную, когда Эзра двинулся стаду наперерез. Подойдя к ней совсем близко, он остановился. Он выглядел уставшим – вероятно, после ночи, проведенной за конспектированием переписи.
– А ты читаешь запрещенную литературу.
Иммануэль захлопнула дневник и поспешно сунула его в свою сумку.
– Откуда ты знаешь, что она запрещенная?
– У тебя виноватый вид. Никто не выглядит виноватым, читая книги, одобренные Предписаниями, – он кивнул на моток веревки у ее ног. – А это еще зачем?
– Рыбу ловить, – сказала она и, встав, отряхнула юбки. – Ну что, идем?
Эзра пошел первым, пробираясь сквозь волны высокой травы к границе леса. Иммануэль нырнула за ним в кустарники, ненавидя себя за то, как на душе сразу стало легче, когда вокруг нее сомкнулись деревья. В лесу сегодня было особенно красиво. Солнечный свет просачивался сквозь листву и брызгами ложился на узкую тропинку, стелившуюся через лесную чащу.
Никогда еще лес не казался ей таким живым и ласковым. Эта картина резко контрастировала с Вефилем, где все сейчас увядало и умирало. Здесь, в Темному Лесу, возникало чувство, что кровавое бедствие было не более, чем смутным и далеким кошмаром. Если бы не проблески красной реки среди деревьев, и не налитые кровью рытвины в тропе, Иммануэль могла бы решить, что зараза не распространилась за черту Вефиля.
