– Я не называю своего имени, потому что оно уже известно тебе. Я давно слышу, как ты зовешь меня, – она замолчала на мгновение, приподнимаясь на цыпочки, потому что удерживать голову над поверхностью становилось трудно. – Я пришла к тебе от лица всего Вефиля, чтобы просить… нет, молить о прекращении тех бедствий, что взяли свое начало здесь, несколько недель тому назад. Прими эту жертву. Прошу тебя.
С этими словами она поднесла нож к предплечью и сделала глубокий надрез.
Когда ее кровь смешалась с кровью пруда, на лес налетел могучий ветер, клоня к земле молодые сосны. От середины пруда пошла сильная рябь, как будто кто-то бросил булыжник на глубину. Волны, одна за другой, разбивались о берег, и Иммануэль зарылась ногами в грязь, чтобы ее не снесло течением.
Эзра дважды дернул за веревку, и Иммануэль обернулась на него через плечо. Он снова потянул, уже сильнее, и позвал ее, стараясь перекричать рев ветра. Но не успела она ему ответить, как чья-то ледяная рука обвилась вокруг ее щиколотки и утащила под воду.
Глава 16
Женщина – создание хитроумное. Сотворенная по образу и подобию Матери, она и созидает, и разрушает. Она добра, пока не станет жестокой, и покорна, пока не станет беспощадной.
Из ранних сочинений Дэвида Форда
В подводной мгле плавала ведьма воды. Резвая, как пескарь, она кружила вокруг Иммануэль, пока та металась и вырывалась, стараясь не утонуть. Ведьма склонила голову набок, подплыла ближе, так что они оказались почти нос к носу. Вдруг ее лицо исказила гримаса, уста разверзлись, и когда она взвыла, кровь запузырилась вокруг, и большие черные силуэты стали подниматься из темноты омута.
Иммануэль забилась в истерике, чуть не захлебнувшись от испуга. Силуэты принадлежали женщинам и совсем юным девочкам. Некоторые были одного возраста с Онор, некоторые даже младше. Они приближались, и Иммануэль увидела, что все эти женщины, каждая по-своему, были сильно изувечены, немногим отличаясь от трупов, подхваченных течением. У одной из них было перерезано горло. У другой вокруг шеи болталась петля. У третьей распухшее лицо превратилось в сплошной синяк, почти не оставляя в ней сходства с человеком. Четвертая бережно, как младенца, прижимала к груди собственную отрубленную голову. Все больше и больше душ поднималось со дна омута, пока мертвые не заполонили собой все вокруг.
Послышался звон, словно на глубине кто-то забил в соборный колокол. Мертвые зашевелились и снова растворились в темноте.
А затем в мутной мгле показалось новое лицо.
Пророк?
Нет, не он.
Иммануэль знала это лицо по статуе на рыночной площади и по портретам на стенах собора и Обители.
Первый пророк, Истребитель Ведьм, Дэвид Форд.
Губы Форда растянулись в жутком оскале, его рот широко разверзся, словно он намеревался проглотить ее целиком. Он сделал глубокий вдох, и по пруду разнесся протяжный крик.
А потом из темноты возник огонь.
Пламя охватило пруд и набросилось на женщин. Их крики слились в нестройный хор, к которому примешивался глубокий раскатистый хохот Дэвида Форда. Женщины метались и рыдали, одни взывали к матерям, другие – к милосердию. Но огонь не щадил никого.
Иммануэль тянулась к ним, хотела взять их за руки, не зная, как еще помочь, но веревка на поясе не пускала, и узел впивался в живот. Иммануэль не сдавалась, устремляясь туда, к этим женщинам и девочкам, вокруг которых бушевал огонь.
Очередной рывок веревки вышиб из нее дух. Она вдохнула, и в рот ей хлынула кровь. В подводной мгле пруда она до сих пор слышала крики Далилы.
Иммануэль не помнила, ни как она вынырнула из пруда, ни как ее вытаскивали на берег. Только что она тонула в кровавом омуте, а в следующее мгновение уже лежала на спине, таращась на верхушки деревьев. Она села, перекатившись на колени, и ее вырвало. Кровь пополам с желчью брызнула на берег. Лишь после того, как отступила вторая волна тошноты, она подняла голову и прищурилась, вглядываясь в сумеречные тени. Она могла поклясться, что день едва перевалил за середину, когда Далила утащила ее на глубину. Сколько же времени она провела под водой?
Видения из пруда снова нахлынули на нее: женские силуэты, мольбы, крики, огонь. Не все эти женщины и девушки были ведьмами, а некоторые вовсе не доросли ни до каких религиозных практик. Но все они стали жертвами, безвинно пострадавшими от рук Дэвида Форда и его братии, которые, прикрываясь святым делом очищения от скверны, хладнокровно их убивали. Священное Писание всегда преподносило эти конфликты как сражения и войны, но на деле они оказались обыкновенной резней.
Чудовищное откровение, но Иммануэль пришлось отодвинуть его на задний план. Сейчас ей нужно было сосредоточиться на проклятиях, ведьмах, возвращении в Вефиль и… Эзре.
Эзра.
Иммануэль подняла голову, стараясь найти его взглядом, и встала с земли на подгибающихся ногах. Но на берегу, там, где она видела его в последний раз, Эзры не оказалось. И веревку вокруг ее пояса ничто не держало.
Она поплелась вперед, выкрикивая его имя, но он не откликался.
А потом, когда Иммануэль шла вдоль берега, она заметила его в камышах. Она бросилась к нему, спотыкаясь на бегу, и упала на землю рядом с ним. Эзра не двигался, лежа с распахнутыми глазами, и его расширенные зрачки почти закрывали собой радужку. Нос и рот были вымазаны в крови, но Иммануэль не знала, его ли это кровь или кровь из пруда. Рана на ладони кровоточила, бинты порвались, и швы разошлись от трения о веревку, которую он до сих пор сжимал мертвой хваткой. А его конечности… Эзра был связан по рукам и ногам колючими ветками и корнями деревьев, намертво пригвоздившими его к земле.
В нескольких футах от места, где он лежал, в камышах бесполезно валялось его ружье, металлическое дуло которого было скручено в узел, словно сделанное из проволоки.
Иммануэль попыталась сорвать с него растительность, изодрала руки в кровь о ветки ежевики, но лес держал Эзру крепко, и как ни старалась, она не могла его освободить. В отчаянии она схватилась за нож Абрама и принялась рубить спутанные колючки и корни, усердно высвобождая его руки.
Эзра потянулся к ней, но его рука застыла в воздухе на полпути. Он смотрел на нее в каком-то немом изумлении, и его взгляд казался отсутствующим и расплывчатым, как будто он видел перед собой не ее одну, а нечто большее. Но чем дольше он на нее смотрел, тем отчетливее менялось выражение его лица: изумление уступило замешательству, замешательство – страху, а страх – неприкрытому ужасу.
В лесу что-то переменилось.
В воздухе похолодало. В пруду забурлило, мелкие волны забились о кровавые берега. Над головой заклубились темные тучи, штормовой ветер завыл в кронах деревьев. Несколько ворон взмыли в небо, улетая на восток, и ветер разбушевался, терзая деревья и низко клоня их к земле.
