– Это ваше. Возьмите.
Вера не пошевелилась. Ее взгляд снова потяжелел, совсем как прошлой ночью. Она кивнула на дневник.
– Откуда он у тебя?
Иммануэль не видела смысла лгать, учитывая, что весь путь она проделала именно для того, чтобы узнать правду.
– Две женщины подарили мне его. Ведьмы, с которыми я встретилась в Темном Лесу.
Ни один мускул не дрогнул на лице Веры. Она откинулась на спинку стула.
– Зачем ты приехала?
Иммануэль притянула к себе дневник Мириам и открыла его на последних страницах, исписанных словами: «Кровь. Мор. Тьма. Резня». Потом через стол вернула его Вере.
Женщина заглянула в дневник. Иммануэль не могла прочесть выражение ее лица, но одно она знала точно: ее бабушка не была удивлена.
– Вы знали, – ахнула Иммануэль так тихо, как будто и вовсе не произносила эти слова вслух. – Вы знали о хижине. Знали о бедствиях, ведьмах и сделке, которую моя мать заключила с ними в Темном Лесу. Вы знали, что она продала меня им.
Вера подняла на нее глаза, явно не понимая, о чем та говорит.
– Мириам не продавала тебя ведьмам. Твоя мать любила тебя. Она ценила тебя дороже всего остального. Дороже ее дома, ее семьи, ее жизни, даже самой ее души.
– Это неправда. Не знаю, что она вам наговорила, не знаю, что вам якобы известно о моей матери, но она не любила меня так, как вы любили Дэниэла. Она ничем не жертвовала ради меня. Она продала меня. Она повязала меня с силами тьмы еще до моего рождения. Через мою кровь она навлекла на нас эти бедствия. Ей была дорога только месть.
– Твоя мать хотела защитить тебя. Эта девочка отдала тебе все, что было в ее силах.
– Если это так, зачем она наложила проклятие? – спросила Иммануэль, закипая. – Я сама была в той хижине. Я знаю, что означают сигилы на стенах. Если она так сильно меня любила, почему она меня использовала?
– Как я и сказала, она пыталась защитить тебя.
– Сделав из меня оружие? Пешку в руках Лилит?
– Мириам хотела дать тебе силу, которой сама никогда не обладала. Но ей было всего шестнадцать, она была вне себя от горя, и страха, и куда более уязвима, чем ей казалось. Лилит это видела. Она извратила стремление Мириам защищать тебя, воспользовалась ее слабостью. Все это происходило у меня на глазах. Каждый раз, когда она отправлялась в лес, она по капельке лишалась рассудка. В конечном итоге, думаю, она стала больше похожа на них, чем на нас.
– В каком смысле?
Вера помолчала, прежде чем ответить, словно приводя в порядок свои мысли.
– В жизни большинство из нас наделены способностью видеть полутона. Мы можем злиться, но наш гнев уравновешивается милосердием. Мы можем быть полны радости, но это не мешает нам сопереживать тем, кто несчастен. Но после смерти все меняется, и от нас остаются только самые базовые побуждения. Одно желание, настолько сильное, что оно подавляет все остальные.
– Как получилось с Лилит и ее жаждой мести?
Вера кивнула.
– Под конец и твоя мать стала такой же. Она была одержима идеей защитить тебя, наделить тебя силой и свободой, которых сама так отчаянно желала, но никогда не имела. Словно у нее не осталось иного смысла в жизни, и она была уже почитай, что мертва.
Это могло бы объяснить безумие Мириам. Записи и рисунки в ее дневнике, ее фиксацию на Темном Лесу и ведьмах, в нем обитающих. Но кое-что по-прежнему не давало Иммануэль покоя, распаляло пламя ее гнева.
– Если вы все знали – знали, что Лилит манипулирует и использует мою мать, методично сводя ее с ума, то почему ничего не предприняли, чтобы помешать ей?
Вера с трудом подбирала слова для ответа.
– Потому что в то время… я была так же нездорова, как и она. Я потеряла сына, своими глазами видела, как он заживо сгорал на костре, и его крики… они сводили меня с ума не меньше, чем ведьмы – твою мать. Но я не знала, что Мириам навлечет все эти бедствия и принесет тебе столько горя.
Какое-то время Иммануэль молча обдумывала ее слова, пытаясь понять, верить ей или нет.
– Хижина, в которой она наложила проклятие, принадлежала вам?
Вера кивнула.
– В некотором роде. Но она принадлежит и тебе тоже. Женщины двенадцати поколений Уордов колдовали в этих стенах.
– Там вы и посвятили ее в ведьмовские секреты? Обучили темным практикам?
– Я никогда ничему не учила Мириам, – горячо возразила Вера. – То немногое, что она узнала, она узнала от Лилит и самого Темного Леса.
– Но откуда у Лилит такой интерес к моей матери? Она была простой дочерью фермера, почему ведьмы вообще откликнулись на ее зов?
– Они бы и не откликнулись, – тихо отозвалась Вера. – Ведьмы явились к ней только по той причине, что она носила тебя в своей утробе. Именно твоя кровь, текущая в жилах Мириам, дала ей силу наложить заклятия. Ты привлекла внимание ведьм.
Сердце Иммануэль замерло, пропустив несколько ударов.
– Я вас не понимаю.
Вера посмотрела на Иммануэль, и на какое-то мгновение во взгляде бабушки мелькнула такая же теплота, с которой она смотрела на портрет своего сына. Вера ответила очень мягко:
– Мириам была убитой горем дочерью фермера, с желанием мстить и взрывным характером. И да, она нанесла сигилы, она заложила фундамент для бедствий. Но все свои силы она черпала в тебе. В младенце, в чьих жилах текла ведьмовская кровь. Неиссякаемый родник силы, бери – не хочу. Ты оказалась идеальным сосудом.
Иммануэль ошеломленно сидела на стуле, не зная, что и сказать. В глубине души она знала, что Вера говорит правду, но одна деталь заставила ее задуматься.
– Если для ведьм я всего лишь сосуд, зачем они отдали мне дневник?
– Все ведьмы в первую очередь миссионерки. Как еще четыре девушки, иностранки, сумели бы собрать армию настолько большую, что она смогла противостоять силам Вефиля? Как еще посеяли бы семена раздора, если не завоевав сердца и души церковной паствы?
– То есть, они не хотели заманить меня в ловушку, они хотели завоевать мою душу?
Вера кивнула.
– Им нужна ты, Иммануэль: твоя сила, твой потенциал. Лилит только того и хочет, чтобы ты стала одной из них, сестрой и служительницей их ковена. Помяни мое слово: незадолго до того, как все будет кончено, они предложат тебе сделку. Предложат пополнить их ряды.
Иммануэль задумалась, пытаясь представить, как могла бы выглядеть ее жизнь в лесу вместе с Лилит. Больше никто не заставлял бы ее бороться с искушениями и пресмыкаться у ног пророка. Она смогла бы жить без оглядки на предписания и наказания, бродить, где вздумается, и делать, что вздумается.
– Что будет, если я откажусь от их предложения?
