Эзра нахмурился.
– Ты о расколе?
– О расколе, о приговорах, об угрозе священной войны. Иногда мне кажется, что мы просто заново проживаем прошлое. Я не выношу этого чувства, как будто мы преодолели все это лишь для того, чтобы стать теми, кем другие уже были до нас.
– Мы не повторяем прошлое, – сказал Эзра, – и мы уж точно позаботимся о том, чтобы никто другой не повторял прошлого. Нельзя забывать о том, что случилось.
Иммануэль перевела взгляд на запад, на далекие руины собора. Иногда, когда она закрывала глаза, она видела ту бойню как наяву: тела, разбросанные по обломкам, кровь, размазанную по плитам, Веру с ножом в руке, мертвого Абрама.
– Для этого уже поздновато. Мне кажется, как будто я постоянно забываю что-то важное. Я все пытаюсь собрать себя по кусочкам и по осколкам из того, кем я была раньше и кем стала теперь, после этих событий.
Эзра положил ладонь ей на скулу, очертя большим пальцем контур ее нижней губы.
– Мне нравятся твои кусочки и осколки. Я предпочту их всему на свете. А когда мы станем сильнее, мы построим из этих кусочков что-то большее.
Иммануэль посмотрела на него и улыбнулась. Всего лишь легкая полуулыбка, мимолетная, как вспышка, но это уже была победа. Самое начало пути.
Прильнув к руке Эзры, она поцеловала его. Сначала в подушечку его большого пальца, затем в губы, придвигаясь к нему, когда он наклонился ближе, обняв ее за талию. Иммануэль могла бы провести так много часов, пока солнце не поднялось бы высоко над горизонтом и снова не ушло в тень. Но через минуту она отстранилась.
Высвободившись из объятий Эзры, она поднялась на ноги и босиком спустилась с крыльца на омытую дымом равнину. Ветер трепал ее кудри и путался в юбках. Вдалеке на горизонте дотлевали и гасли последние очистительные костры.
– Я придумала название для будущего года, – сказала она, щурясь в красном свете восходящего солнца. На мгновение ей показалось, что она видит Лилит, стоящую на краю Темного Леса, запутавшись верхушками рогов в ветках березы. Но то была всего лишь игра теней. Мертвые спали, и в лесу было тихо. Прищурившись, Иммануэль смотрела, как восходящее солнце поднимается над верхушками деревьев.
– Назовем его Годом Рассвета.