– Я просто… просто подумала, что Георгий Андреевич, он… он должен быть уже старым! – приглушенно сказала Ксения, и беззвучно захохотала, смущенно тряся рядом со своей головой ладонью. – Господи, как так!
– Я рад, что в данный момент ваше воображение обо мне не совпало с реальностью, – с серьёзным видом прокомментировал Гоша, стоя на пороге своего кабинета.
Глядя, как улыбка сползает с повернувшегося к нему лица девушки, сменяясь выражением крайнего удивления и испуга, он, наконец, не выдержал и засмеялся.
После Гоша не раз убеждался в правильности своих мыслей. На людях Ксюша казалась такой ранимой и хрупкой, что ему всегда хотелось её оберегать. Но насколько она была милой и нежной – настолько и внутренне стойкой. Постепенно узнавая о жизни девушки всё больше, он лишь сильнее подтверждал свою догадку.
Он вспомнил, как впервые поцеловал её зимним вечером на берегу Н: свет фонарей, отражающийся в темной воде плавающими огоньками, огромное тёмно-синее небо с сияющими звёздами, и её сапфировые глаза, горящие ярче, чем всё вокруг. Исходящее от неё тепло и запах цветочных духов. Сладкий, как вишня с мёдом, вкус её губ, который потом он долго чувствовал на своих собственных – дурманящий и кружащий голову, словно одноименный ликёр.
Он вспомнил, как сделал ей предложение вскоре после их первой ночи в отеле, её счастливую улыбку и слёзы в глазах, когда она ответила согласием. Но пожениться они смогли только в следующем году в связи с большой перестройкой «Сферы», заключающейся в увеличении издательства – как в плане смены здания, так и в плане работы. Зато осенью они отметили помолвку в ресторане «Дом». По такому случаю к ним присоединились его родители, специально прилетевшие из США, и дядя Ксюши, Ефим Алексеевич, который больше всех пришёл в восторг от места – начиная от расположения дворянского строения в историческом центре Санкт-Петербурга с видом на Мойку, и заканчивая наличием в нем библиотеки.
Гоша никогда не переставал восхищаться ею и каждый раз открывать в ней что-то новое. Ему нравилось, что они всегда могли найти тему для разговора, будь то направления русской и зарубежной литературы девятнадцатого века и их различий, или обсуждения меню в китайском ресторане. Ксюша, как и он, всегда стремилась изучать новое, идти вперёд и не останавливаться на достигнутом. Она с интересом слушала его, когда он рассказывал, например, о четырёх официальных языках, принятых в Сингапуре, о невероятном книжном магазине в Буэнос-Айресе в Аргентине, в котором однажды побывал сам, про акустического эколога Гордона Хэмптона, записывающего по всей планете исчезающие звуки природы, и многом другом.
Они часто говорили об искусстве, и, в частности, о книгах – она любила их не меньше него, и частенько просила ей что-нибудь посоветовать.
Её улыбка была особенной, с оттенком загадочности. Ему нравилось просто смотреть на неё. У Ксюши всё получалось делать с неким присущим только ей изяществом, воздушностью. Гоша вспоминал, как она что-то мурлыкала себе под нос, когда готовила. Как примеряла новые вещи в примерочных с решительным настроем найти себе нужную. Как по несколько часов сидела за ноутбуком, работая над очередной книгой, и как, шутя, целовала его в нос, после этого смеясь так звонко и радостно, что у него всё внутри подпрыгивало, а тело становилось поразительно лёгким.
Всё это было не так давно, но в то же время Георгию казалось, что с той роковой ночи, когда он не обнаружил свою жену дома, прошло много несчастливых лет, полных тоски, одиночества и пустой тишины в отгороженном бетоном пространстве, именуемым квартирой.
В кабинет вновь зашла Таня. Поставила поднос с чайником и кружкой на край его стола. Затем, покосившись на Гошу, видимо, решила, что шеф сейчас не слишком расположен к разговору, и быстро, без единого слова удалилась.
Едва обратив на неё внимание, Гоша взглянул на поднос, увидел там, помимо посуды, небольшую шоколадку и горько улыбнулся. Что ж, похвально, Татьяна всегда была добра… Интересно, не придёт ли она однажды к нему с заявлением на увольнение? Ей, наверное, непросто работать с человеком, с женой которого произошло такое несчастье.
Она, наверное, тоже считает, что Ксюша… Как и все они. Даже его друг Юра – хоть тот и старается этого не показывать, сквозь его речь невидимым айсбергом просвечиваются безнадежность и смирение. Гоша понимал его – ведь он, полицейский, привык доверять лишь фактам и своему опыту.
Если сам он и думал иначе – то только потому, что знал её, как никто из них. А зная Ксюшу, никак нельзя было представить, что некое обстоятельство способно вот так просто её победить. Даже если это обстоятельство – злой маньяк.
И никто не заставит его в это поверить.
Георгий вновь посмотрел на часы – было без пяти минут два. Он спешно налил в кружку чай, и принялся пить его так быстро, насколько это было возможно, не пытаясь в этот раз даже насладиться насыщенным, терпким вкусом напитка. Он думал о том, что сейчас необходимо собраться и около часа не позволять себе размышлять ни о чём, кроме детективов Казьминой. А уже после ухода писательницы Гоша тут же созвонится с Журавлёвым, чтобы обсудить с ним все дела и их дальнейшую тактику, после чего поговорит с Костомаровым.
Глава 41
На следующий день Гоша, сидя на переднем сиденье тёмно-синего «Ниссане Террано» Влада Журавлёва, уже в который раз с тоской поглядывал в боковое окно, стекло которого было полностью опущено ввиду стоявшего на улице тепла. Взгляд его снова бегло прошёлся по голому куску асфальта, за бордюром которого находились пышные кусты сирени и небольшой белый ларёк с синей надписью «Хлебные изделия», по непонятным причинам закрытый в разгар буднего дня. Отвернувшись от этого ничем не примечательного вида, он откинулся на спинку сиденья. Теперь Гоша снова видел через лобовое стекло находящееся в пяти метрах от него небольшое двухэтажное здание из серого кирпича. Окна в нем располагались лишь на втором этаже, а весь уровень первого был обнесён снаружи панелями, на чёрном фоне которых жёлтым цветом с помощью графики изображались различные ружья и пистолеты с выпущенными из них пулями. Их полёт сопровождался снопами искр и дымовых облаков.
Посередине здания находилось обычное, двухступенчатое бетонное крыльцо, поднявшись на которое, можно было попасть внутрь, миновав пластиковые двери с зеркальными стёклами. Справа от двери висела табличка с указанием часов работы. На козырьке возвышалась здоровенная вывеска с большими жёлтыми буквами «ПУЛЯ». Сам магазин располагался в северной части Сертинска, рядом с проезжей частью, представленной здесь узенькой дорогой, движение на которой практически отсутствовало, а по бокам и сзади его окружали высокие тополя. Напротив, через дорогу, начинался жилой квартал, состоявший из блочных пятиэтажек. Здесь, на парковке рядом с одной из таких и остановились сегодня Георгий и Владислав, подъехав к «Пуле» к половине третьего. Накануне Гоша, позвонив туда, узнал, что по средам и пятницам оружейный работает с трёх до девяти – а сегодня как раз была среда.
Судя по часам на приборной панели, он сидел тут один уже пятнадцать минут – с тех пор, как Влад в одиночку отправился в магазин. До этого они полчаса сидели в машине Журавлёва, обсуждая, может ли Артём Михайленко уже сейчас присутствовать в мастерской, или прибыть на работу одновременно с продавцом, и если да – удастся ли им тогда всё равно каким образом расспросить последнего. Они резко замолчали, когда без десяти минут заметили мужчину, быстро шагавшего к парадной двери. У того были тёмные волосы и ирландская бородка, а оранжевая спортивная кофта с солдатскими штанами подчеркивали крепкую, атлетическую фигуру. На плече незнакомца висела большая чёрная походная сумка.
