– Можешь перевернуть фото, Юра? – спросил Гоша. – Обычно родители их подписывают…
По крайней мере, у него в семье было заведено так, и в детстве Гоша, когда подрос до нужного возраста, с интересом переворачивал карточки, и определяя по увиденным на обороте датам, кому тогда было сколько лет.
– Артём, тридцатое декабря тысяча девятьсот семьдесят второго года, – прочитал Юра, вытащив и перевернув фото ребёнка.
Гоша тяжело вздохнул. Было всё-таки непросто осознавать, что этот милый малыш мог вырасти в жестокого маньяка-убийцу, отнявшего жизни у многих людей, и сломавшего другие.
– Гена, фотай давай, – Юрий передал альбом Барсукову.
Больше они не нашли ничего интересного, и тем более – того, что могло бы указывать на причастность хозяина квартиры к чему-либо криминальному. В комоде им попалось ещё несколько книг, посвящённых работе с огнестрельным оружием, и несколько – по юриспруденции, но зная, кем приходилось работать Артёму, в этом не было ничего необычного.
– Может, у него ещё где тайники могли быть? – неуверенно протянул Ваня.
– Блин, Ванёк! Мы осмотрели сливной бачок, место под ванной, отодвигали мебель, шарились в недрах диванов и даже… (он выругался) залезли в его трусы! Ну что ты ещё хочешь?
– Нет здесь ничего, – покачал головой Юра. – Даже заначки с бухлом. Мы покажем всё, что нафотали, Шапошникову. Может, он и составит какой психологический портрет на основании всего этого, но нам этот обыск ничего не дал. Михайленко давно уже обитает там, куда он едет, когда пропадает из видимости. Я бы на его месте сдал квартиру. Почему он этого не сделал – странный вопрос, но к делу не относится. Так что давайте, уходим!
Георгий, испытывая лёгкое разочарование, вновь надел капюшон. А что он ожидал увидеть – доску с трофеями, взятыми у похищенных жертв? Их фотографии на алтаре?
А может быть, вещи Ксюши…
Да, ещё три часа назад он действительно надеялся хоть на какую-то подсказку, точное подтверждение того, что они на верном пути – а теперь не получил ничего. Но, с другой стороны, Гоша был рад, что в жилище Артёма не обнаружилось ничего ужасного.
* * *
Выходили из квартиры так же, по одному. Но когда Гена начал запирать замок, дверь квартиры напротив внезапно открывалась, и на пороге возникла старенькая бабушка, одетая в длинный красный халат с цветами. На варикозных ногах у неё красовались розовые тапки, а полностью седые волосы пожилая дама собрала в высокий пучок.
– Вы кто? – взвизгнула она дребезжащим голосом. – Зачем полезли в чужую квартиру? А, я поняла! Воры! Помогите! Грабят!!!
– Тише, спокойно! – тут же подскочил к ней Гена, и затолкал бабулю в квартиру. Все, не сговариваясь, поспешили следом.
Только когда Барсуков представился женщине, показав документы (Юра тоже автоматически достал удостоверение, а Ваня, замешкавшись, начал судорожно рыться по карманам, но поняв, что опоздал с этим, решил прекратить поиски) и объяснив, что в ходе следствия им пришлось посетить квартиру Артёма.
– А в чём он подозревается? – проскрипела она. – Что Артём мог натворить?
– Кто там, ба? – послышался из недр квартиры девчачий голос.
– Анечка, это ко мне! – крикнула бабушка. – Внучка моя, – пояснила она. Там же, вдали, раздался хлопок закрывшейся двери.
– Честно говоря, пока мы и сами не знаем, на что он способен, – пожал плечами Юрий. – Но, может быть, вы нам подскажете? Как ваше имя – отчество?
– Тюркина Леокадия Ивановна, – охотно представилась старушка. – Тысяча девятьсот тридцать девятого года рождения. Но все предпочитают звать меня баба Лёка.
Она рассмеялась.
– Леокадия Ивановна… эээ… баба Лёка. Понимаете, Артём, он… он пока только подозреваемый. Не обвиняемый. Но то, в чем он подозревается, весьма серьёзно. Настолько что мы просим вас ни за что не разглашать никому о нашей с вами беседе. Да, сегодня пока что беседе, поскольку она носит неофициальный характер, без протокола и прочих формальностей. Убедительно просим – и это касается вашей же безопасности. По нашим данным, Артём может быть очень опасен, и, если ему станет известно, что под него «копают» – он разозлится и расправится со всеми, кто, по его мнению, может что-то о нем рассказать.
По мнению Гоши, это был чистый блеф со стороны товарища, связанный с целью проводить расследование максимально незаметно – насколько это возможно. А бабушка, в ужасе рассказывающая всему дому о полицейских, ищущих улики против их соседа Михайленко, который подозревается в серьёзных преступлениях, могла существенно этому помешать.
Старушка в ужасе прижала ко рту морщинистую ладонь.
– Нет, вы что! Конечно, никому не скажу о вас! Да пойдёмте в комнату, поговорим. Аня закрылась в своей, она нас не услышит. Если что, я скажу, что вы за Герой, алкашом с первой квартиры – он ларьки грабил, сидел, недавно вернулся. Да я уверена, он опять возьмётся за старое, скотина такая, тьфу!
– Конечно. Вы тут не возражаете – мне надо… эээ… дверь в квартиру прикрыть. Я сейчас вернусь, – пообещал Гена.
– Да, да! Я тогда дверку закрывать не буду, а ты просто потом её прихлопнешь – и цепочечку повесишь!
Гена убежал, а баба Лёка повела их за собой. Квартира была такой же планировки, что и та, в которой они сейчас побывали, но только если у Михайленко личных вещей везде было по минимуму, то в комнате Тюркиной всё наоборот кричало о том, что ею пользуются, и в ней живут. Из открытых ящиков комода в углу, на котором стоял телевизор, торчала одежда. В другом углу, рядом с высоким шкафом, стояло кресло, накрытое красным, с золотой вышивкой, пледом. На его спинке лежала сложенная бордовая шаль, а рядом стоял низенький стеклянный столик на деревянных ножках, на котором стояли горшки с домашними цветами: фиалками и какими-то вьюнками – Гоша с болью подумал, что Ксюша смогла сказать бы про их более точные названия. Под ними лежала газета, а поверх неё – очки.
– Садитесь, пожалуйста – баба Лёка указала им на застеленный красным покрывалом диван; сама же уселась в кресло, предварительно взяв с его спинки шаль и завернувшись в неё.
Кажется, основными предпочтениями пожилой женщины при оформлении декора собственного помещения стали красный цвет и комнатные растения – помимо столика, ими был уставлен весь балкон.
– Спасибо. Баба Лёка, хорошо ли вы знали своих соседей напротив? – Юра сразу ухватился за суть.
– Знала ли я? – улыбнулась она. – Конечно. Я знала обоих Михайленко – и Артёма, и папу его, Андрона, царствие ему небесное. Вот уж несчастный человек был…
Дверь открылась, и в комнату с мяуканьем вбежал пушистый белый кот, а следом за ним зашёл Гена. Кот, с опаской покосившись за чужаков, запрыгнул к хозяйке на колени.
– На чем я остановилась? – рассеянно поглаживая животное, проговорила старушка. – Ах да, Андрон. Мы ведь с мужем одновременно с ним в этот дом въехали – мне было тогда двадцать семь, а дочке старшей, Катюше, восемь. Я как раз была беременна младшей, Леночкой, она уже здесь родилась. Шестьдесят шестой год на дворе стоял, везде возводили блочные пятиэтажки эти, по приказу Никиты Сергеевича – вот и нам в новостройке квартиру дали, от завода. Тогда Сертинск ещё считался посёлком.
