Едва он зашёл в узкое, пахнувшее затхлостью помещение, как до него донеслись крики:
– Тут ещё одна дверь!
– Геннадий, работайте!
– Есть, товарищи!
Послышался лязг металла, к которому вскоре присоединилась ругань – видимо, подобрать отмычку ко второй двери Гене было не так-то просто. Когда и та распахнулась, Гоша отметил, что на её взлом времени ушло вполовину больше, чем на предыдущую.
– О, чёрт, тут темно!
– Где фонарики?
– Фу, ну и вонь! Вот фонарь. Вы что-нибудь… нифига себе!!!
В этом возгласе неизвестного Гоше мужского голоса прозвучал неожиданно дикий, панический ужас. Ему сразу стало не по себе – причём больше от осознания, что так говорил человек, проработавший в следственном комитете, должно быть, длительное время – который по долгу службы успел повидать всякое.
– Ёшкин – кошкин, – послышался вслед за этим голос Барсукова, наполненный не менее испуганными нотами. – Неужели это… да ну на…
– Ребята, что там? – крикнул Юра.
Но оба, что бы там ни увидели, от этого, казалось, лишились дара речи – ответом послужила одна тишина.
– Вы чувствуете запах? – прошептал Ваня, втягивая носом воздух.
– Пропустите нас! Боже… Нужно включить свет! Вы можете найти щиток? – раздались голоса других мужчин впереди.
Тут Гоша и сам почувствовал то, о чём говорил Прокопов. Из недр распахнутой двери сочился тошнотворно-сладкий запах, только сейчас долетевший до них.
Юра, по-видимому, тоже его почувствовавший, тревожно посмотрел на него, а затем – вперёд. В эту самую секунду тёмный провал двери вдруг полыхнул зловещим тёмно-жёлтым светом, куда быстро устремились все оставшиеся в наружном коридоре полицейские.
– Гоша, – друг снова обернулся к нему, – что бы там ни было, ты…
Но Георгий больше не мог слушать его. Не разбирая слов друга и даже не пытаясь этого сделать, он, словно отчаянный мотылёк, двинулся в тусклый прямоугольник света.
Едва войдя внутрь, он увидел это. Различил среди снующих туда-сюда теней мужских фигур. На голову ему опустилась плотная шапка, в которой потонули все посторонние звуки, а тело словно парализовало.
Гоша вновь оказался в одном из своих сегодняшних худших кошмаров. Снова он, плывя по туманной дымке, видел перед собой множество женских скелетов, сохранивших свои волосы и одежду. Только здесь они не двигались, и не нападали, а лишь тихо стояли вдоль стен, смотря на живых с безразличием. Молчаливые и навсегда упокоенные.
Это суждение, несомненно, было ложью. Они только притворялись такими. Разумеется, они были полны ярости и бессильного гнева, и, если бы это действительно был сон, то уже давно дали бы понять все, на что были способны, обрушив зло на людей, посмевших рассматривать то, во что они превратились.
В центре стены между ужасными манекенами было свободное пространство. Гоша заметил на стене остатки клея и металлических креплений – их местоположение как раз соответствовало уровню головы и пояса. Одно из креплений, нижнее, располагавшееся левее других, отсутствовало, но в стене виднелся след, указывающий, что ранее оно там было.
Места ещё для троих.
«О господи… их одежда…»
От внезапной догадки у Гоши закружилась голова, и он, попятившись назад, едва не упал, но, даже не обратив на это внимание, с колотящимся сердцем принялся лихорадочно осматривать останки, подходя к каждым, изучая их вещи. Едва ему казался белый верх, его мгновенно обдавала кипящая волна ужаса, а сердце подскакивало к самому горлу. Убеждаясь, что очередные изуродованные кости не принадлежат Ксюши, Гоша не успокаивался, а лишь выдыхал и погружался под воду, продолжая искать дальше и готовясь к новому неизбежному приливу разъедающего до костей кипятка цунами.
– Смотрите! Тут ещё дверь! – донёсся через толщу воды чей-то крик.
– Не может быть… Тут ещё два!
– И они, кажется, были закончены не так давно.
Чувствуя, как пульсирует в голове, Гоша, едва соображая, что делает – тела своего он по-прежнему не чувствовал, зашёл вслед за всеми в ещё одну дверь. Его сознание мельком отметило, что та находилась сразу справа от входа в этот импровизированный склеп.
– Ага… О боже.
– Одна брюнетка… и одна светленькая.
Гоша, едва не задохнувшись от неожиданно ворвавшейся в лёгкие вони, которая во втором помещении была в несколько раз сильнее, начал протискиваться сквозь оперативников, окруживших что-то, чего он не мог разглядеть.
– Пропустите, – услышал он собственный голос, который прозвучал почему-то так слабо и жалобно, что какая-то его часть даже удивлённо отказывалась воспринимать его как собственный. Ещё никогда в жизни Гоша не говорил таким тоном.
Вода, в которой он находился, сделалась раскалённой. Его вновь накрыло с головой, но ему было плевать. Слыша, как его сердце колотится о рёбра, Георгий приблизился к краю столпотворения, и через плечи стоявших впереди увидел, на что все смотрели – направленные сюда лучи фонарей освещали пустое железное корыто, по бокам от которого находились два скелета. Заметив светлые волосы одного из них, он, почувствовав удар волны в голову, схватился за кого-то и во все глаза уставился на останки. Постепенно дыхание его выравнивалось – во всем, кроме цвета волос, мёртвая девушка не имела никакого сходства с Ксюшей. Судя по одежде, это определённо не могла быть она.
Наспех выбравшись на свободное место, Гоша включил на телефоне собственный фонарь и быстро оглядел всё на предмет возможно находившихся здесь других тех. Ничего. Тогда он спешно вернулся в первую комнату, и ещё раз окинул взглядом скелеты.
Ксюши среди них не было.
– Ты в порядке? – внезапно раздался сзади голос, и чья-то рука тронула его за плечо.
Георгий отметил, что это, скорей всего, был Юра, но оборачиваться не стал. Кивнув, он продолжил напряжённо изучать взглядом длинные рабочие столы, протянувшиеся вдоль левой стены, и висевшие над ними инструменты.
– Это настоящая камера пыток, – проговорил сзади голос, по которому Гоша безошибочно узнал Барсукова. – Гляньте на это всё. И на крюк!
– Наверное, здесь он держал их какое-то время, – сказал чей-то бас.
Увидев боковым зрением, что все к чему-то повернулись, он сделал то же самое, и увидел торчавший из стены крюк, полностью заляпанный кровью. Ниже до самого пола тянулся высохший след. Когда-то она стекала прямо с этого крючка – и, скорей всего, не единожды.
«Там могла быть и её кровь». Усилием воли заставив себя отвернуться от ужасного зрелища, Гоша бросился к столам, сам толком не понимая, что ищет. Взгляд его бегло шарил по разным банкам, тряпкам, моткам проволоки и другому барахлу, пока не наткнулся на цифровой фотоаппарат. Непонятно почему, он притягивал его. Возможно, Георгий надеялся, что единственный видимый в этом страшном месте конкретный носитель информации может хоть как-то пролить свет на весь происходящий вокруг кошмар.
