Ощущая, как эти слова взбаламутили в ней самые разные чувства – от лести до удивления, Ксюша с отсутствующим видом рассматривала заживающие раны на запястьях.
В последнем Артём был прав – недопонимание всегда имело место быть. Как её самой остальными – когда Ксюша не могла на словах объяснить, что имеет в виду – так и с её стороны в отношении других: из-за того, как шутили её близкие – «постоянно витает в облаках» (и она не могла этого полностью отрицать). Впрочем, она всё равно, как могла, всегда старалась избегать таких моментов.
Что касается её непохожести на других… Честно говоря, Артём был не первый, кто озвучил ей нечто подобное.
Да она в глубине души и сама думала, что дело в этом: она просто весьма своеобразный человек. Сказать «необыкновенный» ей не позволял стыд за проявление своего тщеславия. Вот только насчёт «соблюдения общественных правил» Ксюше очень показалось, что он говорил в том числе и про себя.
– Почему ты так решил про меня? – спросила Ксюша. Больше она не знала, что сказать. – За всё время нашего с тобой… мм… общения я успел многое за тобой заметить. Даже твои книжные предпочтения указывают на определённые вещи.
Он замолчал, словно, актёр, делающий эффектную театральную паузу, а потом посмотрел на неё:
– Ты читаешь роман Джона Фаулза «Волхв». И, как Николас Эрфе, предпочитаешь вымышленный мир настоящему. Ты увлекаешься другими реальностями.
Артём кивком указал на остывающий чай перед ней.
– Ты пей, пей. Наверное, уже остыл.
Ксюша потрясённо уставилась на похитителя, так и не притронувшись к кружке.
– Мне тоже нравится это произведение. В главной степени – сильным окончанием, в котором герой освобождается от всего ложного.
С этими словами Артём начал подниматься из-за стола.
* * *
Накануне ночи Ксюше неожиданно даже для себя хватило храбрости попросить у Артёма возможность спать в дальней комнате, но только обязательно с открытой дверью. Но ещё больше она удивилась, что сама решилась на ночевку в этом, мягко говоря, психологически некомфортном для неё месте. Наверное, после их сегодняшней беседы на неё накатило воодушевление и вера в свою значимость. А если она так уникальна (от этого слова ей снова стало неудобно) – то, значит, должна быть сильной. И в первую очередь Ксюше следует доказать это самой себе. Попытаться восстановить хоть часть былого самоуважения. Побороть свои страхи. Она ведь и так в последнее время куда меньше боялась этой комнаты, постоянно пересекая её во время походов в санузел. И испытывала необходимость в уголке, где она может некоторое время побыть одной.
К тому же ей хотелось перестать так зависеть от Артёма. Спать на его диване, принимать от него вещи и приготовленные им блюда… Она ведь уже поправилась. Всё – с завтрашнего дня Ксюша попросит у него разрешения ещё и готовить.
Она опасалась, что маньяк будет настаивать на том, чтобы она спала с ним, однако Артём без колебаний согласился. Но когда он молча стоял и смотрел, как Ксюша в обнимку с подушкой и одеялом шествует на старую кровать, она, проходя мимо него, снова увидела его тот самый наблюдательный взгляд, буквально пронизанный испытывающим интересом.
Ей было не по себе, когда она, стараясь казаться спокойной, раскладывала на матраце постельные принадлежности. И испуганно вздрогнула, когда, выпрямившись, почувствовала на коже своей шеи прерывистое дыхание Артёма, отчего та мгновенно покрылась мурашками.
– А ещё – я читал то, что ты написала на бумажных листах, – прошептал он ей прямо в ухо.
Глава 27
После их первого полноценного разговора Ксюша надеялась, что за ним скоро последует и ещё один. Но следующие три дня ни о темах личного характера, ни про найденный им отрывок из сюжета её недописанного романа поговорить с Артёмом ей так и не удавалось.
Тот по-прежнему стал уезжать днём после полудня. Два раза он возвращался вечером, до заката солнца, и только на третий Ксюша, задремав часов в шесть, проснулась уже в полной темноте от звука открывающегося входного замка.
Он прятал от неё всё, что она теоретически могла бы использовать для нападения. Посудой они пользовались только одноразовой, любые колюще – режущие предметы в доме отсутствовали, а где Артём прятал оружие, Ксюше понять пока так и не довелось. Однажды, в отсутствие хозяина, она решила обследовать кухонный гарнитур, где тот держал кухонную утварь – кастрюли и сковородки, и обнаружила, что дверцы были прочно заперты на замок. Каждый раз, когда он входил в дом, Ксюше предписывалось встречать его на расстоянии с поднятыми руками – доказать, что не держит в них ничего, с чем можно подкрасться и напасть. Хотя в таких условиях всё, что она могла бы использовать в этих целях, в её фантазии сводилось разве что к трём вещам: найти более толстую и увесистую книгу, чтобы ударить его по голове; разломать стул либо одну из табуреток и вывести маньяка из строя таким же способом, что и раньше; либо, используя свои колготки как удавку, незаметно накинуть на него сзади. Возможно, Артём думал о том же самом и предупреждал любую попытку, однако Ксюша была уверена, что он больше никогда не позволит застать себя врасплох, и всем этим лишь пытается заставить её играть по своим правилам.
Её… и себя. Не раз Ксюше в голову приходила жуткая мысль, что он боится не столько перспективы получить травму, сколько того, что в ответ он не сдержится и сделает ей намного, намного хуже.
Как бы то ни было, Ксения считала, что её положение ещё относительно сносное. Артём не заставлял свою пленницу жить по некому абсурдному, составленному им расписанию, не проявлял по отношению к ней явной агрессии и Ксюша, по крайней мере, пока что, могла судить, что он, в отличие от иных психопатов, не был склонен к вспышкам гнева. Впрочем, она всё равно ни за что не стала бы специально проверять сей факт, и всегда старалась вести себя примерно, не провоцируя похитителя.
Один раз он вывел её погулять во двор, огороженный невысоким деревянным забором. Когда в прошлый раз Ксюша совершала отсюда побег, она, разумеется, не успела толком ничего рассмотреть, и сейчас изучала дворик
Он был пустым. От внешней двери до самой калитки шла импровизированная дорожка из продольных досок. По левую его сторону располагалась небольшая деревянная пристройка с покосившейся крышей. Больше всего здание походило на мастерскую, и Ксюша искренне надеялась, что оно действительно таковым и служило.
Сквозь землю пробивались ростки свежей, нежно-зелёной травы, а у самой стены дома она с сжимающим тоской восторгом заметила милые цветки-прострелы. Когда их нежные, пушистые молочного оттенка головки трогательно покачивались на ветру, Ксюше казалось, что они подбадривают её, пытаясь убедить, что всё не так уж и плохо.
Прогулка длилась от силы пятнадцать минут, и всё это время Артём не сводил с неё глаз. Во взгляде его, убийственно-спокойном, снова проступало ненавистное наблюдение.
Позже, когда маньяк завёл её в дом и запер за ними дверь на замок, Ксения, отвернувшись, едва сдержала слёзы. Никогда бы она не подумала, что будет наблюдать весну в неволе, пленённая страшным психопатом.
