Все, я сломалась… Ноги не слушались, но я заставила их разогнуться.
– Спасибо…
– Не стоит благодарности. Мы с Максимом в одной футбольной команде играем, – и этот сухарь опять занялся своими бумагами.
Больше я не в состоянии бегать. Тот резерв, который имелся во мне, исчерпался как раз перед порогом кабинета этого Вадима Андреевича. Выбравшись на улицу, я, как заколдованная, подошла к остановке, дождалась «девятнадатого» троллейбуса, села в него и доехала до остановки «Автопарк». Поднялась на этаж своего дома и только сейчас поняла, что у меня нет ключей.
Плакать сил уже не было. Я просто опустилась на холодные ступени и прижалась затылком к арматуре перил. Буду сидеть, пока за мной не придут, здесь.
Но ожидание продлилось не долго. Я услышала под собой стук отворяемых дверей и вскоре увидела седую, с собранным на затылке пучком волос голову бабы Вали. Она медленно поднялась до промежуточного этажа, повернулась, увидела меня и всплеснула руками:
– Ну, я так и знала, что это ты. Ты зайди в сорок пятую, там тебе ключ оставили. Сидишь на холодном, девка!
Не в силах благодарить, я качнула головой, выпрямилась и подошла к сорок пятой квартире. И только сейчас, нажав на звонок, поняла, кого тревожу. Это же…
Антон Павлович? Да, его зовут так. Три последних дня не смогли выбить из моей головы его имя. Очень уж привлекательный мужчина. Впрочем, думаю я об этом сейчас при полном безразличии к его достоинствам.
Дверь щелкнула, и на пороге оказался он. Окинув меня с ног до головы не показавшимся мне пошлым еще в первый раз взглядом, результатом осмотра он, кажется, остался доволен.
– А солидным женщинам негоже ходить по пояс в голубиных какашках.
– Я спала на чердаке, – равнодушно заявила я, принимая на ладонь связку ключей.
– В джинсах за двести баксов?
– Это с какашками двести, – сил осталось ровно столько, чтобы отомкнуть замки. – Без них продают по восемьдесят три.
Я точно помню, что они и новые стоят ровно восемьдесят три доллара.
– Иногда какашки лучше стразов, – заметил он.
Я поблагодарила соседа за ключи и вошла в квартиру.
Не в силах больше сдерживаться, я опустилась на придверный коврик, свернулась, как кошка, и зарыдала…
Это моя квартира, которой у меня, как и всего остального, больше не будет. Исчезнет этот телевизор с метровой диагональю, в тюрьме плазменных экранов нет, там, кажется, вообще ничего, кроме радио, нет. Я еще долго не воспользуюсь этой чудной косметикой, которой завалена вся моя квартира, не надену хорошей одежды, от которой ломится шкаф…
А моя кровать? Как я буду без нее?
Вспомнив о ней, я вскочила и, давясь слезами, стала искать в квартире отвертку. Доискавшись до понимания того, что в моей квартире отвертки никогда не было, я бросилась на кухню и выдернула из подставки нож. Самый большой, которым никогда доселе не пользовалась. Вырубила по пути свет на счетчике и подошла к розетке.
Когда на паркете образовалось известковое пятно, а из гнезда, словно раздвоенный язык аспида, выскочили провода, я наклонилась и стала искать проклятый «глазок». Его не было.
Я вывернула все розетки в доме, вскоре дошло дело и до выключателей. Пусто.
И тут меня осенило. Ключи…
Ну, конечно. Эти подонки, перед тем как вернуть мне через соседа ключи от квартиры, вынули из нее все свои фенечки!!! Гады хитрые!.. И потом будут говорить о том, что никаких «глазков» видеокамер в моей спальне не было!! Это плод моего воспаленного воображения, гнусная ложь на доброе имя российской милиции!..
Взревев, как истеричка, я размахнулась и бросила нож в коридор. Просвистев, тот вонзился в рейку двери и мерзко задребезжал. Ах, если бы сейчас на этом месте стоял Ползунов или Горецкий!..
Когда истерика схлынула, я вытянула из стопки в шкафу полотенце и побрела в ванную. Более печального зрелища, наверное, не было: я, и следом – полотенце, волочащееся по пыльному полу.
К вечеру я настроила себя на фатальный лад и стала искать того, кто смог бы починить в моей квартире всю проводку. В ЖЭУ спросили мою фамилию, адрес, и через полчаса в мою дверь постучался Сучков.
Он около часа что-то бормотал, рассказывал о перипетиях коммунального хозяйства, о низкой заработной плате, одним словом, о том, о чем рассказывал всегда. Старался он на славу, и ровно через шестьдесят четыре минуты (я засекала по электронным часам на аудиосистеме) все розетки и выключатели стали в свои гнезда. Потягивая кофе, я сидела на диване, держа на голове полотенце, и следила за его перемещениями исподлобья.
– Так что, хозяйка, с тебя три сотни, – заключил он в конце своего повествования. – Беру со скидкой, как постоянному клиенту.
Он так уверенно сматывал провода, что мой ответ «Ничего» доставил мне особое наслаждение.
– Как это? – изумился Сучков.
– Каком к верху.
– Не, хозяйка, давай разбираться, – и, рассчитывая на долгие переговоры, он поставил свой зачуханный чемодан на паркет. – Я, вообще, сантехник, а пришел к тебе проводку чинить. Это нужно во внимание принимать?
– А я вызывала сантехника? – во мне просыпалась неведомая ранее уверенность. – Я сказала, мне розетки прикрутить нужно. Или вы так реформировались, что «очко» с выключателями путать стали?
Сучков имел растерянный вид.
– Не, какая разница? – взвизгнул он. – Смотри! – он щелкнул выключателем – свет включился. – Смотри! – вставил вилку в розетку, и на утюге зажглась лампочка. Что еще нужно?
– Мне нужно, чтобы ты убрался отсюда, пока не поздно, – я поставила чашку с недопитым кофе на столик.
– Не, никуда я не пойду, – возразил Сучков. – Ну, пусть двести, но не забесплатно же работать?!
Я встала, оголив обе ноги, и пошла в коридор. Вернулась с ножом, который еле выдернула из двери.
– Э, ты че, мама?.. – Поле растерянности сантехника расширялось на глазах. – Сто пятьдесят рублей – это не так уж много, чтобы…
– Даю пять.
– Пять?! – Сучков сморщился так, что стал похож на истощенного шарпея. – Пять рублей или долларов?..
– Секунд.
– Да ты спятила.
– Точно, – и перехватила нож удобнее.
Медленно подняв чемодан, Сучков стал пробираться к выходу. Дойдя до коридора, он метнулся к двери.
Догнав его, я врезала ногой по его тощему заду. Так и выскочила, ведомая ускорением, на площадку. Сучков был где-то уже на втором этаже. Зато у соседней квартиры, замерев с ключом в руке, стоял сосед с пакетом, в очертаниях которого просматривалась литровая упаковка молока. Он стоял и смотрел, как я, с широко расставленными, как у борца сумо, ногами, с мокрыми и спутанными волосами, стояла у своего порога с ножом в руке.
