– Нормально, – отметил Горецкий, отчего-то нервничая больше обычного.
– Мальчики, а нельзя просто разойтись? – шевеля серыми губами, прошептала я. Дрожащей рукой дотянулась до бутылки «Хеннесси» и под скошенными взглядами нескольких пар глаз стала пить прямо из горлышка.
В комнате, в которой тяжело дышали шестеро мужчин, витало неприятное напряжение. Грозовые тучи обещали скорую грозу.
Заметив, что амплитуда дрожания рук увеличилась, Антон искоса посмотрел на меня.
– Ты бы анекдот, что ли, какой рассказала, Лариса! Не видишь – мужики на измене! Пальба начнется, от библиотеки ни одного целого корешка не останется. Почем трехтомник Сервантеса в оригинале брал, Ползунов?
– Я копии чеков не требую.
– Да, да, эта литература не для тебя. Тебе бы «Мурзилку».
У меня кружилась голова, руки тряслись, мне не хватало воздуха. Да еще коньяк стал действовать. Все шестеро смотрели на меня, чего-то ожидая. Понятно, что не анекдота. Просто в жизни мужчин часто случаются моменты, когда спасти может только женщина.
– Да ладно, – встрял Антон, соображая, что делать дальше, – расскажи что-нибудь.
– Анекдот… – пробормотала я. – Я не помню… я вообще анекдоты не запоминаю… Есть один, правда, мне недавно рассказали… Только не знаю, смешной он или нет.
– Говори, – разрешил сосед, – а там решим, хохотать или нет.
Помявшись, я потерла мочку уха. Коньяк стал меня растаскивать.
– Словом… Идет сложная операция. Из-под рабочего стола слышится: «Мяу!» Хирург: «Брысь!» Мяуканье повторяется с новой силой. Хирург: «Пошла вон!» Мяуканье переходит в душераздирающий вой. Хирург не выдерживает, отрезает у больного кусок и бросает под стол: «На, подавись!» Такой вот анекдот… – Мне что-то стало смешно, и я рассмеялась.
– М-да, – констатировал после минуты молчания Макс. – Сейчас хороших сказителей днем с огнем не сыщешь. Театров много, а артистов – нет.
– Тебе ли сетовать? – заметил сосед. – Из нас один ты от смеха обоссался.
Я зашлась в хохоте.
– Лариса, давай все, что есть.
– Следующий… пошлый, – несмотря на круговерть в голове, я поняла, что сосед тянет время. И просит помочь. Хотя непонятно, зачем тянет.
Он коротко кивнул и решил больше так не делать, потому что тотчас ствол пистолета больно ткнул его в затылок.
– Пришла пора Ивану-царевичу жениться… – вспоминая текст, я поежилась в кресле. – А опыта сексуального никакого. Решил он пойти к Змею Горынычу… Приходит и говорит: «Как с Василисой Прекрасной совладать?» А Змей отвечает: «А ты врежь ей колом по башке и трахай, сколько хочешь…»
Федя засмеялся.
– Это он решил, что анекдот закончился, – объяснил Ползунову Антон. – Продолжай, Лариса.
Я затянула ноги на кресло и обняла их руками. Знаю – в такой позе я невероятно сексуальна. Пусть смотрят.
– Иван-царевич сказал, что это грубо, и пошел к Бабе-яге. Говорит: «Баба-яга, как с Василисой Прекрасной совладать?» И та ему отвечает: «Это непросто. Тут нужна ебун-трава…»
– Кто нужен? – спросил с пола Макс.
– Ебун-трава, – раздраженно повторил Ползунов и покосился на меня. – Дальше давай…
– «…А растет она в Африке». Собрался Иван-царевич в путь-дорогу и поехал в Африку. Приезжает, смотрит – ебун-трава растет. Только наклонился, чтобы ее сорвать, а сзади…
– Змей Горыныч? – предположил Макс.
– Да заткнись ты, сука!.. – взревел тот, что держал на мушке моего соседа. – Я, блядь, держать уже это железо не могу!..
Я взяла со столика бутылку и глотнула еще.
– А сзади – бушмены. Говорят: «Это наша ебун-трава». Хотели убить. Пришлось Ивану-царевичу все объяснить, и тогда бушмены смилостивились. Говорят: «Мы дадим тебе ебун-травы, но взамен ты привези нам сала украинского». Делать нечего. Собрался Иван в путь-дорогу, приехал в Киев. Только брать сало, как вдруг налетели хохлы, повалили на сыру землю. Хотели убить. Пришлось Ивану-царевичу рассказывать про беду свою. В общем, простили хохлы Ивана-царевича, убивать не стали, а дали задание: привезти за сало мандаринок грузинских.
– Кутаисских – надо говорить, – перебил Ползунов, покосившись на Антона.
– Делать нечего, – продолжила я. – Собрался Иван-царевич в путь-дорогу, поехал в Тбилиси. Приезжает – только мандаринки рвать, а сзади спецназ Саакашвили налетел. Хотели убить. Но Иван-царевич объяснил все, и грузины разрешили взять мандаринки. Так и сказали: «Рви, Ваня, но взамен ты нам привезешь бизона…»
– Что-то не смешно пока, – заметил Макс.
– А ты попробуй, скотина, – взревела я, как торгашка, – смешные анекдоты вспоминать, когда в тебя пистолетом тычут!..
– Твою ма-ать… – прошептал «апельсин», с трудом удерживая «беретту».
– Делать нечего, – успокоилась я. – Собрался Иван в путь-дорогу, поехал в Америку. Приезжает, только бизона брать, как вдруг сзади – индейцы!
– Убить хотели? – спросил Ползунов, морщась от капли пота, выползшей на висок.
– Да. Хотели убить. Но Иван-царевич рассказал все, как есть, и его простили.
Я поставила бутылку на стол. Федя вынул из воротника иголку и принялся чистить ею ногти. Не человек, а андроид.
– Простили индейцы Ивана-царевича и дали ему бизона. Взял он его и приехал к грузинам. Отдал бизона, получил сало…
– Мандаринки, – поправил Антон.
– Я сейчас сдохну от изумления! – вскрикнула я. – Вы меня на самом деле слушаете, что ли?!
– Я еще никого в жизни так внимательно не слушал, – пробормотал Горецкий.
– Мандаринки, – поправилась я, – правильно. И вот поехал он в Киев, поменял мандаринки на сало, потом отправился к бушменам, сало отдал им, а те разрешили ему нарвать ебун-травы…
– Мне уже фиолетово, что с нами со всеми здесь случится, я только хочу узнать, женится Иван-царевич или нет, – сказал «апельсин».
– Поехал Иван-царевич к Бабе-яге, отдал траву и говорит: «А что мне теперь делать?» А старуха ему молвит: «А ничего не делай. Сиди месяц и жди, пока трава настоится». Вот так сидит Иван-царевич день, другой, третий, четвертый, пятый…
Федя сворачивал из найденного на столе листка бумаги трубочку. Мне бы такое спокойствие! Как можно, опустив голову, сворачивать какую-то долбаную трубочку?!
– …двадцать девятый, тридцатый. Вышел срок! Приходит он к Бабе-яге и говорит: «Учи, старая ведьма». Вынула яга крынку из подвала, поставила на стол и говорит: «Вечером, добрый молодец, накорми Василису огурчиками солеными. А крынку эту поставь под кровать. И как только ночью Василиса Прекрасная скажет…»
Федя поднес трубочку ко рту.
– «…я пить хочу, Иван-царевич», ты скажи: «А вот, под кроватью водица стоит». Она наклонится, а ты долбани ее колом по голове и…»
