– Тогда почему они долбаные?
– Потому что я продавал им двигатели для последующей продажи в Монголию, а не для установки на собственные автобусы!
– Какая же сволочь так подставила нашу фирму с ворованными движками?
Гена сидел молча, качал головой, потом вдруг уставился на меня и взорвался:
– Ты так смотришь, что я начинаю подозревать себя.
Молодец, Горецкий. Поэтому мы и получаем такую большую зарплату. Конечно, переправь ворованные двигатели в Монголию, все было бы в порядке. Что, местные арабы-гаишники на верблюдах с мигалками номера сверять будут? Может, и сверили бы, да не с чем. Но, даже если и найдется такой умник с бумажкой, крайними, конечно, будут те, кто им продавал. Гена – посредник в деле, взятки с него гладки. «А я не знал, что двигатели ворованные!» И все, как обычно. Горецкий временами так косит под дурака, что иногда даже я начинаю в это верить.
– Ну и что теперь, Гена?
– Теперь к нашим обэпникам приехал коллега из Павловска, коленвал ему в дышло, и просит документацию, на основании которой мы продавали двигатели второму автопарку. Я по телефону уже все объяснил им, сказал, что бухгалтер подъедет. Ты, Лара, возьми все бумажки по движкам и съезди к этим язвам, ладно?
– А почему не вместе?
– Потому что мне сейчас нужно срочно в банк ехать. Зарплату хотите получить?
– Я хочу, – призналась я. – Остальные – не знаю.
– Остальные тоже хотят, – вздохнул Горецкий. – А после банка мне нужно в мэрию, меня Бородин ждет. А после, если я не успею в таможню, то их опера раздолбят мне нашими перфораторами всю задницу. Груз пришел, поняла?! Три тысячи перфораторов – это полвагона коробок. Таможенники позвонили, попросили быстро приехать, чтобы груз проверить и отдать. У них склад временного хранения забит под крышу.
– Зачем ты мне все это объясняешь? – обозлилась я. – Мне это нужно?
– Нужно, – подтвердил Горецкий. – Потому что после того, как ты разберешься с ментами, мне понадобится твоя помощь в таможне. К четырем будь в отстойнике железнодорожного вокзала. Выгрузка, проверка и погрузка будут проходить там.
Надо подумать о том, чтобы предложить Горецкому совместить мою должность с администратором, кладовщиком и менеджером. С суммированием зарплаты, разумеется. От того, что Горецкий доверяет мне больше, чем всем перечисленным, мне не становится легче. Станет, если утроит зарплату. Жадность, она, конечно, никого до добра не доводила. Однако Горецкому совесть тоже надо иметь. У него люди сидят в кабинетах, а Лариса бегай по отстойникам и исполняй не свойственные ее должности функции!
– Ладно, буду я к пяти, буду…
– К четырем, Лора, к четырем, милая! Запиши, хорошая моя! Да, чуть не забыл. Если Бородин задержит, начинайте без меня. Доверенность у тебя есть.
Если бы не утренняя лень, то на этом месте следовало бы начать разговор о совмещении должностей. Но я лишь вздохнула.
Как и любой держатель среднего бизнеса, Горецкий имел «крышу». Пару раз в месяц приезжали прилично одетые грузины, я выдавала им из кассы некоторые суммы, они спрашивали: «Как дэла, красивый женщина?», я им отвечала: «Дэла карашо», и они уезжали. Иногда Горецкий был взволнован, что свидетельствовало о наезде со стороны. В такие минуты он был дерганный и психованный, как Машка перед месячными. Я своими глазами видела, как явились в первый раз четверо верзил и минут пять били Горецкого головой о стол. Он отдал им деньги, но потом позвонил, и приехали те самые грузины. Встреча происходила прямо в офисе. Говорили сначала спокойно, потом стали покрикивать, обращаясь друг к другу – «э!», через фразу слышалось: «Давай, до свиданья!», и, в конце концов, диалог трансформировался в драку. Кто-то крикнул: «Будем разбираться!» – и драка прекратилась. В тот раз у меня разболелась голова, и я попросила Горецкого отпустить на пару дней. На следующий день ко мне примчались Машка с начальницей отдела продаж Веркой и стали рассказывать, мешая друг другу и сбиваясь. В конце концов выяснилось, что Машки там не было, поэтому я попросила ее заткнуться. И дальше Верка поведала интересную историю.
Явились, значит, сначала те, кто наезжал. Расселись на стульях в офисе и забросили ноги на столы. Потом приехали грузины. И снова началось: «Давай, до свиданья!» и – «Говори тише, не буди во мне собаку!». И так разговаривали они, пока к офису не причалил «Мерседес». Из-за руля выскочил качок килограммов под сто двадцать весом, а с пассажирского сиденья сошел среднего роста крепкий мужик («Красава – спасу нет!» – Верка). Эти двое вошли в офис. Все менеджеры – ни живы, ни мертвы – сидели на своих местах.
Опять поднялся шум, мужик слушал его, слушал, а потом размахнулся и врезал одному из братков с такой силой, что тот влетел спиной вперед в кабинет Горецкого. Разбил головой аквариум и выпустил на пол пятьсот литров воды вместе с японскими карпами кои. Дальше он дело постановил так: братки должны заплатить грузинам десять тысяч долларов, десять внести в общак и купить Горецкому аквариум и японских карпов кои в количестве, равном тому, что трепыхалось на полу. После этого сказал, чтобы тот, от кого братки приехали, прибыл вечером к какому-то Рамазу, извинился перед менеджментом за шум и воду, сел в «Мерседес» и уехал. Братки спросили грузин, кто это такой. Грузины ответили, что Математик. На том, собственно, все и закончилось. Больше братков никто не видел.
Во второй раз Горецкий наколдовал на свою голову разборок в мае этого года. Я – бухгалтер. Мое дело – деньги считать и укрывать реальную прибыль по требованию директора. А поэтому, когда Горецкий велел мне выручку от продажи пяти вагонов текстиля завести в тень и хранить о ней молчание, я так и сделала. Но в июне приехали грузины и спросили у Горецкого, где вагоны с текстилем. Оказывается, грузины забрали у кого-то долг текстилем, а Горецкому сунули под реализацию. Но мой умный шеф, продав текстиль, доложил, что вагоны ушли, а куда – он не знает. Через два дня Горецкого били головой о стол уже грузины, и снова приехал тот мужик. Я вместе с Машкой находилась в командировке в Твери, а потому информацию снова получила из уст Верки.
Приехавший дядя по имени Математик зашел в кабинет Горецкого вместе с хозяином и закрыл дверь. И полчаса они оттуда не уходили. Потом гость сел в «Мерседес» и уехал, а Горецкого секретарша обнаружила в кабинете за бутылкой «армянского». Он сидел и плакал, уронив голову на грудь. И я потом собирала деньги с филиалов по всей России, чтобы вернуть грузинам долг, вдвое превышающий выручку за текстиль. Менеджеры тогда, помнится, премию не получали полгода. Но попробовал бы он мне не платить!
Были и другие проблемы, но уже с криминалом не связанные. Горецкий вертелся, ускользая от ментов, пожарных и налоговой. И получалось это у него, следует заметить, лучше, чем с авторитетами.
Глава 3
Варяскин, к которому я ехала, оказался премилым малым лет двадцати семи – двадцати восьми. В старину о нем можно было бы сказать так: в суконном сюртучке, вычищенных, но скромных штиблетах, с пробором посреди жидкой прически.
