– Так вот зачем тебе я понадобилась, – удивленно посмотрела на него.
– Ты моя жена и настоящее сокровище, – улыбнулся в ответ мой самоуверенный мужчина.
– Любая твоя дочка от наследницы южной королевской будет претендовать на все четыре Сердца. Я не одна такая на свете, – продолжала настаивать на своем.
– Глупенькая моя, – он рассмеялся, – во мне намешано столько кровей всего и сразу, и южной, как ты понимаешь, меньше всего, а вот ты – чистая южная ведьма королевских кровей. Такая же, как и моя мать, носитель только одной крови. И вот представь, две почти чистых и две разбавленных, получится, что наш ребенок станет самым совершенным из нас.
– Расчет? – приподняла я бровь.
– Он самый, – теплые губы скользнули по ушку. – Моя дорогая, именно он.
– Вот ты… – дальше продолжить мне не дали, заткнув рот поцелуем.
– Да, такой, – тут первой уже потянулась я, затыкая своего мужчину.
Так мы и продолжали целоваться, пока вдалеке не раздались первые звуки приближающейся конницы. Горны возвещали нас о приближении гостей. А я с неохотой всматривалась в белоснежный простор нашего маленького мирка, в который так стремительно вторгались южане в лице моей не очень-то любимой семьи.
Бурые кони несли своих всадников к нашим воротам. А вслед им мчалась неказистая карета. Папочка явно не расщедрился на комфорт моей мачехи.
Люди наконец подобрались к воротам и вступили на территорию замка. Гвардия стояла то ли в почетном карауле, то ли готовая в любую минуту напасть на вторгшихся. Отец с гордым видом ехал впереди процессии и не замечал гневного взгляда голубых глаз. Я чувствовала, как окаменели мышцы на тяжелой руке. Успокаивающе погладила мужа по напряженному плечу и сильнее прижалась к его боку, выражая невидимую и молчаливую поддержку. В надежде, что он не убьет с порога все мое семейство и не похоронит их где-то там в снежных просторах.
Всадники спешились и начали неспешно приближаться к моему отцу. Батюшка не спешил отдавать нам свои почести, вальяжной походкой приблизился к дверце кареты и распахнул дверь. Из темных недр вынырнули трое мелких мальчуганов, которых я еще ни разу не видела, и, едва не шатаясь, выбралась мачеха.
На лице некогда первой красавицы империи красовался огромный синяк, который не могли спрятать даже косметические крема и маскирующие чары. Она несмело подняла на нас глаза и присела в реверансе. Только не поднялась из него, начав заваливаться на бок. Взмах руки, и стража подхватывает дрожащую в одном летнем платье женщину.
В глазах мужа полыхнул такой гнев, что даже мне стало страшно от перспектив, ожидающих моего отца. Как бы суров и неприступен ни был Север, женщин там ценили и лелеяли. Даже меня, нахалку и далеко не идеальную леди с блистательной репутацией, и то едва ли не на руках носили.
А моя спившаяся мачеха выглядела, словно узник самой жуткой темницы. Ее шатало из стороны в сторону, а синяк только добавлял жути. И это леди из благородной семьи? Да курам на смех! Отец, наверное, считал меня совсем дурой, а моего мужа равнял по себе. Вот только я едва сдерживала порыв своего защитника выхватить меч и одним ударом отсечь моему непутевому родителю безмозглую голову.
Глава 26
Отец только хмыкнул и вальяжной походкой направился к нам. Он даже не посмотрел в сторону упавшей мачехи. Подплыв, по-другому и не скажешь, папенька не очень-то низко поклонился и растянул губы в притворной улыбке.
– Всего вам светлого, герцог, – он вновь поклонился моему мужу.
– И вам, – Бореальд явно был раздражен, и очень сильно.
– Надеюсь, своим поведением, – он махнул в мою сторону, – моя глупенькая дочь не доставила вам особых проблем?
– Она мне не доставляет их, – муж прижал меня к теплому боку.
– Вы не стесняйтесь, про ее шашни слухи дошли даже до нашего поместья, – папа сурово сдвинул брови.
– О, про какие же? – натурально удивился мой блондин.
– Как, вам еще не доложили? – отец удивился сильнее мужа. – Плохо у вас прислуга следит за женщинами и наказывает их.
– Что, простите? – у Бореальда даже глаз дернулся от такого заявления.
– Не волнуйтесь, – папенька не замечал рассерженного состояния моего мужа.
– О чем же мне не стоит волноваться? – ехидства в голосе не было ни на грамм.
– Я научу свою безмозглую дочь, что не стоит порочить светлое имя герцога и мужа.
– А разве она его порочит? – усмехнулся Бореальд.
– Еще бы, добровольно лечь под императора! И это при живом-то муже! – воскликнул отец, и напряглись даже солдаты, находящиеся возле него.
– Милая, с кем же ты мне изменяешь? – Бореальд поцеловал меня в макушку.
– О, с самым лучшим мужчиной в мире, – я с придыханием ответила ему.
– Какая ты у меня умница, – и злые глаза опять уставились на мужчину внизу.
– Как вам не стыдно, – тут уже отец пошел в атаку. – Подкладывать мою доченьку под императора! Это бесчестно по отношению к имени ее семьи.
– Вы хотите сказать, – герцог отстранился от меня, – что моя жена порочит ваше имя?
– Конечно, – отец не понимал иронии, – она своим развратом позорит меня и своих братьев.
– Милая моя развратница, – Бореальд протянул мне руку со ступенек. – Может, ты удалишься к себе в покои?
– Ну что ты, дорогой, – я осторожно приняла его руку. – Я с удовольствием посмотрю, как голова моего непутевого папаши покатится по нашей подъездной дорожке.
– Что? – отец резко побледнел.
– Схватить! – и по приказу мужа стража резко метнулась к моему отцу.
– Я пожалуюсь на вас, – папа завопил на весь двор.
– Кому же, позвольте узнать? – меч тут же появился в руках моего супруга.
– Императору, – не задумываясь, выпалил родитель.
– Так жалуйтесь, – на полном серьезе произнес Бореальд.
– Кому? – батюшка застыл перед нами, словно истукан
– Мне, – муж вновь привлек меня к себе. – Вот он я перед вами. Жду, когда начнете жаловаться.
– Император? – похоже, даже у моего отца имелись зачатки мозга, и он начал понимать опасность ситуации, в которую влип по своей глупости.
– Собственной персоной, – Бореальда можно было рисовать сейчас на портретах для дворцовых залов.
– Императрица? – папа взглянул на меня и сильнее побледнел.
– Конечно, – я плотнее прижалась к мужу. – Я его законная супруга.
– Простите, ваше величество, – онемевшими губами прошептал мужчина.
– За оскорбление моей супруги? – изогнул бровь мой блондин. – Или за обещание выпороть ее перед всеми моими людьми?