Летом, после завершения третьего класса, мы поехали вместе отдыхать. Мама, я, мама Эспена и Эспен. На фотографиях «до» Эспен сильно бледнее, чем на фотках «после».
В первый день школы он худее, чем сейчас. Одежда висит мешком, и он отворачивается от камеры.
Положила альбом.
В горле комок, а во рту тот же самый металлический привкус, что и тогда.
Это то самое лето, когда ушёл папа Эспена. Тогда Эспен перестал есть. Он заболел. Погладила рукой по фотографии.
Все стало по-другому после того, как папа Эспена уехал. Никто ничего не понимал. Ни его мама, ни сам Эспен. Тогда никто ничего не понимал.
Мой палец остановился на щеке Эспена-четвероклассника. Как я пыталась сделать тогда, но так и не решилась. Как я пробовала сделать каждый день после этого момента. Глубоко вдохнула. Медленно выдохнула и закрыла альбом.
Вот она. Самая важная история, которая у меня есть.
Его история.
* * *
На ночном столике завибрировал телефон. Подняла и поднесла экран к лицу.
Так-с. Надеюсь, что теперь думаете ОЧЕНЬ сильно. ЛОЛ
Хедди пишет дальше.
Шучу, конечно, но дело серьёзное. Сейчас видела, как Сара поделилась очень сильной историей о депрессии. Нам придется постараться.
Отправила большой палец вверх. Плохой ответ.
О’кей. А где ответ нашего нёрда?
Ха-ха.
Джулия смеется. Я тоже смеюсь.
Сорян, пока торможу. Я немного устала.
Хедди быстро отвечает:
Тормозить не надо, потому что, если ты не найдешь хорошую историю, то мы больше не будем с тобой общаться.
Чат затих, все увидели сообщение. Не знаю, что мне ответить. Не понимаю, серьезно ли оно. Хедди снова пишет:
Джулия отправила смайлик, плачущий от смеха.
Заблокировала телефон и положила на прикроватный столик. Закрыла глаза и натянула покрывало до подбородка. Попыталась расслабиться, утопить тело в матрасе, но оно не поддавалось. У меня скованы мышцы. Словно парю над матрасом. Снова взяла телефон. Быстро набираю текст.
Истории, которые у меня есть.
– Разведены папа и мама.
– Я просто ужасна в спорте (шедеврально).
– Как Эспен перестал есть.
Мышцы напряглись ещё сильнее. Развод – это слишком просто, к тому же этим никого не удивишь. Важная история должна помогать другим людям преодолевать трудности, рассказывать о таких вещах, о которых обычно сложно говорить. Снова посмотрела на список. В нём есть только одна такая тема, способная произвести на кого-то впечатление. И ей будет довольна Хедди. Но можно ли мне использовать не мою историю? Хотя необязательно же говорить, чья она конкретно? Поменяю «Эспен» на «один хороший друг».
– Как один хороший друг перестал есть.
Так лучше. Ну хотя бы чуть-чуть.
* * *
– Жду с нетерпением.
Хедди отодвинула йогурт и не доеденный хлебец. Я взяла кусок лепешки, положила на него сыр и, свернув пополам, отправила в рот. Попробовала проглотить, но сегодня это сделать сложнее, чем обычно.
– Придумали что-нибудь? – спросила Хедди.
Джулия повернулась и посмотрела на меня. Последний кусок сыра упал в желудок. Сглотнула еще раз. Пожала плечами.
– Разве Джулия не должна тоже что-нибудь придумать?
Хедди покачала головой.
– Мари, мы же вчера об этом говорили. Ты сейчас на пике популярности. Не Джулия. Без обид, Джулия.
– Без обид.
Хедди вздохнула. Укоризненно посмотрела сначала на меня, потом на Джулию. Я прочистила горло.
– Ну, у меня родители разведены.
Хедди засмеялась. Ещё немного, и она сдастся, я уверена.
– Что? Это должна быть сильная история, Мари, а не самое обыкновенное, ничем не примечательное событие.
Мысленно перебрала пункты из вчерашнего списка. Я знала, какой из них самый важный. И какая история самая сильная. Такая, от которой у Хедди засияют глаза. Сначала попробовала вкус слов на языке. Почувствовала их вес. Мышцы снова напряглись, я даже приподнялась на стуле. Почти произнесла вслух, но в последний момент остановилась.
Хедди взяла телефон. Показала что-то Джулии и фыркнула. Снова посмотрела на меня и обреченно пожала плечами.
– Ну ладно, остаётся только самой что-то придумать.
И тогда я снова его услышала. Тонюсенький мышиный голосок. Наклон головы, от которого в её волосах всегда начинает сиять солнце.
Я улыбнулась ей. Она подмигнула Джулии, и они одновременно поднялись с места.
– Пока-а-а.
Встав из-за стола, она отбросила волосы назад. Я смотрела на недоеденный бутерброд. Чувствовала, как сердце подбирается ближе и ближе к горлу. Заглушает звуки, звучащие вокруг меня.
В голове закружилось.
Хедди и Джулия уже почти вышли в фойе, когда я их остановила. Повернувшись, Хедди изобразила удивление.
– Э… Да?
– Возможно, у меня есть кое-что. Но… эта история не обо мне.
Хедди прищурила глаза.
– О ком тогда? Это должна быть твоя история.
Я немного замялась, но продолжила.
– Однажды… один из моих знакомых перестал есть и его отправили в одно заведение.
Хедди улыбалась.
– Ну вот, видишь! Я знала, что у тебя что-нибудь найдется!
Джулия кивнула:
– Пищевые расстройства сейчас на хайпе, – сказала она.
Хедди пришла в оживление.
– А это было очень серьезно? Она могла умереть? Это твоя мама?
– Нет, это не она. И не так серьезно. Он недолго отсутствовал. Всего несколько месяцев.
Хедди ещё больше сузила глаза. Потом ее лицо изменилось, будто она о чем-то догадалась. Она так широко распахнула глаза, что казалось, они выйдут из орбит.
– Вот обалдеть! Так вот почему Эспена не было полгода в четвертом классе?
– Ш-ш-ш! Я не говорила, что это Эспен.
Но Хедди меня уже не слушала, она уже повернулась к Джулии.
Я оглянулась. Здесь слишком много людей.
– Только подумай: у Эспена было пищевое расстройство. Это так интересно.
