* * *
Мама сделала чай на кухне, я притащилась туда вместе с одеялом. Теперь я сидела за столом и аккуратно дула на чашку с горячим чаем.
– Такие прямые эфиры – не очень хорошая вещь. Я сама их никогда не делала, и на то есть причина.
Мама медленно мешала сахар в чашке.
– Но это не ты всё рассказала в прямом эфире? Это же сделала та девочка – Хедди?
Я кивнула.
– Но я в принципе всё им рассказала. В этом и проблема.
У мамы вырвался легкий вздох.
– Ты пробовала поговорить с Эспеном и извиниться?
– Как я могу извиниться перед человеком, когда он не хочет со мной разговаривать?
Мама скорчила рожицу.
– Это я понимаю. Но всё пройдет, Мари. Эспен же по-своему любит тебя. Очень-очень.
Она посмотрела на меня.
– А ты должна простить саму себя, Мари. Forgiveness is a gift you give yourself
[26].
Я глубоко выдохнула.
– Мам, не беси меня.
Она сморщила нос.
– Ну ладно-ладно. Наверное, нужно, чтобы сначала он тебя простил. Эта фраза, пожалуй, не очень к месту.
Она нерешительно улыбнулась. Вытащила чайный пакетик и положила его на блюдце. Думала, что сказать.
– А Эспен знает, что ты в него влюблена?
Я покачала головой.
– Э, нет!
– Ведь может оказаться, он понимает всё лучше, чем кажется.
Мама помедлила, прежде чем продолжить.
– Влюбленность может обернуться самым ужасным чувством на свете. Ведь человек больше никогда не станет прежним.
Мама налила молоко в чашку, затем поднялась со стула, обошла вокруг стола и села рядом со мной.
– Надо же, влюбиться в своего лучшего друга! Милая, как тебе должно быть плохо.
Она ласково дотронулась до моей щеки. Меня, как магнитом, притягивала её теплота, и я наклонилась ближе.
– Больше всего мне хочется, чтобы все стало как раньше.
Мама положила свою руку на мою. Пожала плечами.
– Да, Мари. Но кто знает? When one door closes, another one opens
[27], знаешь ли.
Она точно дурочка. Но в хорошем смысле.
– И что мне делать с этим заданием? Я больше не могу создавать никаких роликов.
– Да забей на этот #nerd!
Я улыбнулась.
– Разве не ты мне говорила, что у меня очень прикольные ролики?
– Да-да, но я так говорила потому, что тебе было весело их делать. По крайней мере, мне так казалось. И мы как будто какое-то время увлекались одним и тем же. Как будто ты на секундочку поверила, что в работе блогера есть что-то не тупое и не дурацкое.
– Тут я с тобой не согласна, мама. Но совсем чуть-чуть.
Она засмеялась и крепко обняла меня.
– Мне-то все равно, что ты будешь делать. Если это то, что тебе действительно хочется делать.
Она снова протянула ко мне руку и посмотрела в глаза.
– Be yourself, Marie, everyone else is taken
[28].
Я засмеялась:
– Мам, хорош. Когда у тебя закончатся запасы вселенской мудрости?
– Try me
[29].
Она подмигнула мне и тоже засмеялась.
Но мама права. Мне это и нужно сделать. Просто быть самой собой, хоть сейчас это и очень трудно.
Ведь у меня осталась только я. Больше никого нет.
* * *
В спортзале со мной никто не разговаривал.
Кто-то перешептывался, остальные просто отворачивались в сторону. Ежу понятно, что все посмотрели нашу запись. Все видели, что я натворила.
По расписанию у нас физкультура на улице – забег по лесу. Всю неделю шёл дождь, в лесу скользко, но нашему тренеру до лампочки. Натянула теплую флиску, нагнулась завязать шнурки, и тут в раздевалку зашли Хедди с Джулией.
Я посмотрела вверх и встретилась глазами с Хедди. Она резко остановилась.
– Хэ-э-эй, нёрд але-е-е-ерт!
Джулия фыркнула ей в спину. Я отвернулась.
Пусть говорят, что хотят, мне все равно, мне все равно, мне все равно.
Хедди повесила рюкзак на крючок прямо надо мной.
– О’кей, Джулия. Ты не могла бы мне помочь с упражнением, которое нам задали по математике?
– Да, конечно.
Хедди сняла куртку и повесила её туда же, на крючок.
– Если у тебя есть один друг, а потом ты получаешь еще двух, то сколько тогда у тебя друзей?
Джулия улыбнулась.
– Три?
– Верно. Но потом ты делаешь нечто ужасное, от тебя отворачивается твой первый друг, а ты поворачиваешься к двум новым друзьям. Сколько тогда у тебя осталось друзей?
Джулия изобразила глубокую задумчивость. Я притворилась, будто не слышу её.
– Э-эм, ноль?
– Да! Согласна?
Хедди посмотрела на меня.
– И тут я подумала: может ли «ноль» быть правильным ответом на это вопрос? Ведь это немного грустно.
Наконец-то шнурки завязаны. Поднимаюсь со скамейки и направляюсь к выходу. Мне надо отсюда выйти. Надо отсюда выйти.
– Но совсем чуточку, потому что такое всегда происходит с ФЕЙКОВЫМИ людьми!
Последнюю фразу она прокричала мне вслед, когда я уже захлопнула за собой дверь. Удар эхом разнесся по коридору. Забег не начнется, пока мы не дойдем до леса, но я уже бегу. По коридору, по лестнице, к тренеру, который стоит с секундомером наготове. Бегу мимо него, на тропинку позади школы. По скользким корням и камням. Весь маршрут туда и обратно.
– Это новый рекорд, Мари!
Тренер поднял секундомер и улыбнулся. Но я бегу дальше.
* * *
Горячая вода льётся по волосам и лицу.
Тарабанит по макушке, по скованной от напряжения челюсти. Я так зла, что мне кажется, внутри меня скоро что-то лопнет. Как будто я взорвусь, если в скором времени что-нибудь не скажу.
Вода перестаёт бежать, но я стою в душе до тех пор, пока не начинаю дрожать от холода. Дыхание восстановилось, стало спокойнее и ровнее. Я знаю, что нужно сделать.
