– Что за странные имена? – возмутился он, принимаясь за лупу и снова пользуясь ланцетом как указкой.
– Клички учениц пансиона мадам Пуссель…
Преображенский не ответил. Его внимание было отдано буквам. Наконец быстрое исследование завершилось, лупа улеглась на стол, выпуклая и чрезвычайно важная собой. Доктор был явно смущен или даже расстроен.
– Разный почерк? – спросил Пушкин, не понимая причины огорчения.
– Почерк один…
– Тогда в чем дело? Павел Яковлевич, даю слово: у меня нет скрытых от вас сведений.
Доктор ответил не слишком веселым взглядом.
– Простите, Алексей Сергеевич, наверное, у меня мало опыта или что-то путаю, чего-то не знаю в определении почерков…
– Говорите как есть. Полностью доверяю вам.
– Ну смотрите, сами напросились. – Доктор для уверенности прочистил горло. – Не сомневаюсь, что сами определили женский подчерк, дело нехитрое. Но это не все. Записки эти я бы назвал хорошей имитацией.
– Фальшивка?
– Нет, имитация: кто-то видел образцы и составил по ним обе записки. Только мужское написание прорывается. Не слишком опытный химик
[22] состряпал. Как мне видится.
– Писал мужчина, – повторил Пушкин.
– Но в вашей системе и это учтено, не так ли?
– Совершенно новые сведения. Решение придется пересматривать.
Преображенский только руками развел.
– Уж простите, если разочаровал.
– Напротив, помощь ваша неоценима. – Тут Пушкин, как фокусник, достал пузырек с оторванной этикеткой и поставил перед доктором. Чем вызвал у него неподдельное удивление.
– Что, еще один нашли? Позвольте, но ведь это тот же самый… А что в нем налито? – Он стал рассматривать через темное стекло черную жидкость.
– Господин Бабанов пользовал для желудка настойку семейного рецепта.
– И что такого?
– 27 февраля сего года за большим обедом выпил эту настойку. После чего умер. Доктор поставил смерть от переедания блинами…
– Полагаете, его отравили?
– Ответ предстоит найти вам, Павел Яковлевич, – сказала Пушкин. – Проверьте, что там, кроме трав, может оказаться.
Преображенскому захотелось заняться опытом немедленно. Тем более появилась догадка, что можно растворить в настойке.
– Ну попробуем, – ответил он, рассматривая пузырек. – Вдруг получится…
– Я направил запрос приставам 2-го участка Мясницкой части и 2-го участка Сретенской части за подписью начальника сыскной полиции. Запросил врачебный отчет по смерти двух девиц, якобы умерших от слабости организма…
– Чем они вас так привлекли? – попробовал пошутить Преображенский.
– Невесты умерли накануне свадьбы. Других сведений пока нет, занимается Лелюхин. Как только получу заключения, прошу вас прочесть и высказать свое мнение. Такой же запрос передал вашему приставу, капитану Нефедьеву.
– А ему зачем? – растерянно спросил доктор, сердцем чувствуя неприятности.
– Чтобы вы проверили заключение о смерти господина Бабанова, – ответил Пушкин. – Заодно сравните с результатом изучения пузырька.
– Полагаете, их всех… – Преображенский провел ладонь по горлу.
– Моя система умеет делать выводы. Без криминалистики она бессильна. Установите факты, система заработает…
Доктор окончательно проникся важностью. Даже если пристав Нефедьев с него строго спросит. На какие жертвы не пойдешь ради науки…
* * *
Власовский обнял до хруста костей, смачно расцеловал и дыхнул таким запашком, что сомнений не осталось: вчера загулял на свадьбе столь значительных персон, что могут пригласить обер-полицмейстера, а он отказать не посмел. Вдобавок разрешил садиться и даже спросил: нет ли желания пропустить по рюмочке? На что Эфенбах строго ответил: в служебное время не употребляет. Ни-ни…
– Ну, Михаил Аркадьевич, молодец, герой, какую службу сослужил! – продолжил нахваливать обер-полицмейстер.
Этим он насторожил начальника сыска. Ничем хорошим проявление отеческих чувств обычно не заканчивалось. Эфенбах не мог представить, за что его хвалят.
– Рады стараться! – на всякий случай ответил он.
– А ну признавайся, шельмец, сам такую хитрость выдумал или подсказал кто? – спросил Власовский, шаловливо подмигнув. Оказывается, обер-полицмейстер мог быть милейшим человеком. И этому чудовищу ничто человеческое не чуждо…
– Мы завсегда, где возможно! – ответил Михаил Аркадьевич, сидя на стуле по стойке смирно. Если так позволительно выразиться.
– Блестящая идея! Простая и ловкая! Получил уже благодарности от благородных матерей и честных девиц. И вот тебе передаю… Заслужил…
Кажется, полковник был не пьян, чтобы нести подобную околесицу. Тем более никогда не пьянеет, говорят, может ведро водки осилить. Эфенбах искренне не понимал, за что его ласкают начальственной рукой.
– Благодарствую! – ответил он.
– Нет, ну как нашелся. – Власовский подтянул к себе газету, лежавшую на его гигантском столе, и развернул лицом к Эфенбаху: «Московский листок». – Позволь насладиться…
Михаил Аркадьевич проглотил ком в горле, готовясь к чему угодно. И ведь опять не было возможности просмотреть утренние газеты: столько времени убил, воспитывая чиновника из Петербурга…
– «Письмо невест женихам Москвы»! – торжественно начал полковник и бросил многозначительный взгляд. – «Женихи Москвы, иначе именуемые «Клуб веселых холостяков»! Мы, умные и воспитанные девицы, невесты, собрались, чтобы принести вам наш ответ. Сим доводим до вас наше общее мнение. Вы мните себя важными и значительными господами, умными и бесценными? Так знайте, что вы – бесполезные, никчемные создания, которые только умеют подкручивать усы, курить папиросы и рассуждать с умным видом о всяких глупостях. Вы не способны на искреннее чувство, вам незнакомы доброта и сочувствие, вы злобны, жадны, завистливы, глупы, тщеславны, хитры, ищете наше приданое и ничего более. Становясь мужьями, вы превращаетесь в обрюзгшее животное, ленивое и тупое, не умеющее радовать жену и детей. Вы самые никчемные создания, каких создала природа. Вы недостойны нашего мизинчика, отвратительные существа. Мы знаем вас, мы видим вас насквозь, мы следим за каждым вашим шагом. Так что берегитесь! Скоро мы разоблачим вас окончательно перед всем миром. А пока оставайтесь веселыми холостяками, никому не интересными и забытыми. Выходить за вас замуж мы более не намерены. Ищите себе жен среди кухарок и прачек, безмозглые трутни. Там вам самое место. Таково наше общее девичье мнение. Примите уверение в нашем полнейшем почтении»…
Закончив, Власовский шмякнул газетой об стол.
