Агата привезла их в дом на Тверской.
В большой гостиной собралось семейство. Авива Капитоновна с посеревшим лицом, в черном платье, была тиха как мышь. Астра с Гаей тоже сменили платья на подобающие трауру. Увидев баронессу, входящую с молодыми людьми, мадам Бабанова бросилась к ней, упала на колени и стала целовать руки, плача и причитая:
– Спасительница… Ангел наш… По гроб жизни вам обязана… Солнце наше…
Такие бурные излияния трогали и смущали. Агата подняла ее и обнялась так, как обнимаются женщины, которым уже нечего делить.
– А ну-ка, позволь, позволь, матушка…
Отстранив Авиву, еще утиравшую глаза, Дмитрий Козьмич поклонился поясным поклоном, коснувшись пальцами пола.
– Говорить красиво не обучен, но знайте, баронесса: отныне в моем лице вы всегда найдете не только верного друга, но и слугу. Просите что угодно и когда угодно… Мы вам всем обязаны. Купцы такое вовек не забывают, а уж мы, Бабановы, и подавно.
Агате все больше нравилось быть спасительницей. Избавительницей. Помогательницей. И осчастливительницей. Если можно так выразиться… Совершенно новое, восхитительное чувство. Тут она вспомнила, что у нее за спиной сопят две печальные личности. И представила молодых людей. Поклонившись, Ванзаров с тоской подумал: «И здесь две дочери… Да что же за город такой, Москва».
Без лишних церемоний взяв Зефирчика за руку, Агата подвела к сестрам, которые в присутствии дяди вели себя как полагается воспитанным барышням.
– Милая Гая Федоровна, позвольте представить вам господина Вестлинга, – сказала она, подталкивая Зефирчика к счастью. – Ему двадцать четыре года, прекрасно образован, знает уйму никому не нужных языков, имеет любящую мать и дядю, начальника сыскной полиции. Он добрый и простой человек. А еще…
Тут Агата вовремя замолчала, потому что слова были не нужны.
Зефирчик смотрел в глаза Гаи.
Гая утонула в его глазах.
Они не замечали, что происходило вокруг.
Горничная поскользнулась с подносом.
Ванзаров зацепился за край ковра и чуть не рухнул на диван.
Авива Капитоновна споткнулась о ногу брата и была им поймана.
Шальной голубь ударился в оконное стекло и съехал тушкой.
– Это чудо, – шепнула Астра баронессе. – Где вы раздобыли это чудо?
– Немного разбираюсь в мужчинах, – ответила она. – Я вас научу…
– Я о другом. Колдун нагадал сестре, что с нее слетит сорочье проклятие, наверное, тетушка Капустина наложила… И вот оно слетело!
Агата подмигнула.
– Я сама колдунья.
А Ванзаров подумал, что минус на минус всегда дает плюс. В один миг его друг нашел свою судьбу без помощи товарища. На чиновника из Петербурга Астра глянула и отвернулась. Коренастый юноша с соломенным вихром и без усов не понравился. Не лег ей на сердце. А Ванзаров пропал: теперь обречен искать эти изумительные глаза. Искать и не находить. Потому что других таких в мире нет. В Петербурге точно. Какая несправедливость: девушка, в которую он захотел влюбиться не сходя с этого места, а не только предложить руку и сердце, была к нему холодна.
Гая и Зефирчик плыли в облаках.
– Как вас зовут? – спросила она.
– Зефирчик, – ответил он, плохо соображая, что говорит, потому что увидел наконец самую красивую барышню в мировой истории. – Ой, то есть Мафусаил…
– Мне нравится Зефирчик… Сладко и воздушно… Можно буду так вас называть?
– Можно… Вам можно все… Гая – какое восхитительное имя… По-гречески означает «рожденная землей»… Какое прекрасное…
– Вы первый мне такое говорите… А моя сестра Астра…
– Да, она «звезда»…
– Отец придумал назвать нас вместе: земля и звезда… А наша матушка – Авива…
– О да, означает: «время созревания колосьев»… Потрясающе… Какая глубина смыслов: из хлебного колоса явились звезда и земля!
Подхватив Астру за локоть, Агата потащила за собой:
– Мы здесь лишние… Осталось наколдовать вам второго жениха. – И она провела ее мимо Ванзарова. Всем было не до него. Дмитрий Козьмич и мадам Бабанова согласились отпустить с баронессой Астру Федоровну.
Уходя из дома, в котором оставлял друга, Ванзаров оглянулся. Зефирчик и Гая смотрели друг на друга, забыв о приличиях. Их не беспокоили… Юноша Дмитрию Козьмичу понравился.
– Что ж, плодитесь и размножайтесь, – тихо пожелал он. – Господин Эфенбах наконец будет доволен.
А еще подумал, что ужасно хочет домой, в Петербург. Скорей бы усесться за матушкин обед. Москва, город невест, сильно утомила Ванзарова.
В этот день Агата так доверяла своему чувству, что приказала извозчику везти в гостиницу «Лоскутную». Войдя с Астрой в зал ресторана, она увидела того, кто был нужен. Господин Смольс пил в одиночестве и выглядел слегка помятым. Для дипломата, во всяком случае. Решительно взяв мадемуазель Бабанову, Агата подвела ее к столику.
Смольс выронил рюмку.
– Вы… Вернулись… Убежали… С Кавказа…
– Петр Андреевич, прошу меня выслушать, – сказала Агата, не представив спутницу. – Я не была на Кавказе. Я сошла с поезда в Клину, чтобы отменить нашу свадьбу. Я не баронесса фон Шталь, меня зовут Агата Керн. Наш брак принесет вам много горя, поверьте и не спрашивайте почему. Забудьте меня навсегда.
– Но как же, – пробормотал Смольс и тут заметил Астру. Взгляд его прояснился, осветился надеждой. Дипломат поправил галстук, встал и поклонился. – Представьте меня вашей знакомой…
Только этого Агата и ждала.
– Моя подруга Астра Федоровна Бабанова, дочь одного из богатейших купцов Москвы… Получила великолепное воспитание. – Тут воспитанница пансиона присела в книксене, что от нее ожидать не приходилось. – Умна, свободолюбива и похожа на меня характером. Она станет идеальной женой дипломату. И верной помощницей во всех дипломатических делах…
От такой прямоты Смольс подавился и пригласил дам за стол. Астра села без малейших колебаний. Она радостно и чисто смотрела на молодого мужчину, не замечая, что Петр Андреевич старше ее лет на семь-восемь, то есть почти старик. По меркам Пушкина.
– Дальше сама, подруга, – шепнула ей Агата, извинилась и оставила их начинать историю семейного счастья.
Она нарочно опоздала на пятнадцать минут и приехала на Страстную площадь четверть четвертого. Войдя в гостиную, Агата нашла тетушку в жутком гневе.
– Ты только подумай! – вскричала Агата Кристафоровна. – Мой дражайший племянник с утра прислал записку: «Срочно вызван в Петербург. Прошу не держать на меня зла».
В голове помутилось. Агата опустилась в кресло. Пред глазами рассыпался хрустальными осколками невидимый замок счастья.