Пастырь Ерма. Заповедь VIII.10
В этом сложно усмотреть что-либо, с чем не согласились бы апостол Павел и другие христианские авторы.
Ерм также пытался прояснить один вопрос, который, как печально известно, в Евангелиях раскрыт очень смутно (см. главу 12), а именно – учение Иисуса о разводе и вступлении в новый брак.
«Если, господин, – сказал я, – кто-нибудь будет иметь жену верную в Господе и найдет ее в прелюбодеянии, то грешен ли муж, если живет с нею?» И он сказал мне: «Доколе не знает греха ее, муж не грешит, если живет с нею. Если же узнает муж о грехе своей жены, и она не покается, но будет оставаться в своем прелюбодеянии, то муж согрешит, если будет жить с нею, и сделается участником в ее прелюбодействе». – «Что же делать, – спросил я, – если жена будет оставаться в своем пороке?» И он сказал: «Пусть муж отпустит ее, а сам останется один. Если же, отпустивши свою жену, возьмет другую, то и сам прелюбодействует». – «Что же, господин, – говорю, – если жена отпущенная покается и пожелает возвратиться к мужу своему, то должна ли она быть принята мужем ее?» И он сказал мне: «Даже если не примет ее муж, он грешит и допускает себе грех великий; должно принимать грешницу, которая раскаивается, но не много раз. Ибо для рабов Божиих покаяние одно. Поэтому ради раскаяния не должен муж, отпустив жену свою, брать себе другую».
Пастырь Ерма. Заповедь IV.1.4–8
Здесь вопрос о втором покаянии возникает снова, в ином контексте. Ясно, что он очень волновал те круги, в которых вращался Ерм – возможно, римские, если верить Мураториеву канону.
То, сколь далеко отстоит «Пастырь» от любого намека на гностицизм, можно увидеть уже в самом начале, где утверждается, что все, сотворенное Богом – благо:
Впрочем, самые последние слова я запомнил, ибо они были немногочисленны и отрадны для нас: «Вот Бог Сил, который невидимою Силою и великим Своим Разумом сотворил мир, и славным Советом Своим благоукрасил тварь, и всесильным Словом Своим утвердил небо, и землю основал на водах, и всемощною Силою Своею создал Свою святую Церковь, которую и благословил.
Пастырь Ерма. Видение I.3.3–4
В целом «Пастырь» – книга спокойная и мирная, разве что слишком затянутая и с обилием повторов. Неудивительно, что некоторые отцы Церкви сочли ее кандидатом на причисление к канону – и что в IV столетии ее все еще могли внести вместе с новозаветными текстами в Синайский кодекс.
Другие неканонические тексты
Неканонические тексты продолжали играть важную роль на протяжении всей истории христианства. Произведения апокалиптического характера вновь активно проявились в конце эпохи Возрождения – впрочем, они всегда начинали звучать, когда люди стремились свергнуть существующий порядок [23]. Они образуют значительную «область полутени» вокруг канонических Писаний – вплоть до того, что некоторые из них внесли свой вклад в расхожее мнение о том, чему на самом деле посвящена Библия. Как пример можно привести, скажем, представления о том, будто Иосиф был стариком, уже имевшим детей, когда женился на Марии, дочери Иоакима и Анны; и о том, что Мария ехала в Вифлеем на осле (обо всем этом повествует «Протоевангелие Иакова», созданное примерно в 150 году и приписываемое Иакову, брату Иисуса); и о том, что три волхва были царями и звали их Каспар, Мельхиор и Валтасар (первое упоминание об этом мы встретим лишь в греческом манускрипте, созданном, вероятно, в Александрии примерно в 500 году и переведенном на латынь под названием Excerpta Latina Barbari – «Отрывки на плохом латинском»). Царский образ магов укоренился столь прочно, что в Германии праздник Богоявления известен как Dreikönigstag, «День трех царей», а в Кёльнском соборе якобы хранятся их мощи.
В дополнительных Евангелиях, посланиях и апокалиптических предвидениях, все продолжавших появляться в античные времена, почти всегда заметна явная зависимость от канонических текстов. Апокрифические Евангелия, в сущности, заполняют лакуны в повествовании о жизни Иисуса или других людей, чьи судьбы, естественно, интересовали читателей.
Прекрасный пример – «Евангелие от Никодима», посвященное Страстям Христовым. Оно начинается со сцены суда над Иисусом у Понтия Пилата, и с этого момента рассказ о жизни Христа, сосредоточенный на свершенных им чудесах, ведется как воспоминания свидетелей того суда. После Распятия и Воскресения Христова «Евангелие от Никодима» переходит к рассмотрению споров между иудеями и тремя тайными учениками Христа: это Никодим, Иосиф Аримафейский и Гамалиил. Кульминацией становится свидетельство двоих сыновей Симеона, которые восстали из мертвых по Распятии Христа и в ярких красках описали то, как Христос сокрушил врата ада и вывел различных ветхозаветных патриархов из преисподней на небеса. Этот апокрифический евангельский рассказ был широко распространен в Средневековье и стал главным источником для драматического описания сцен, предшествующих Воскресению Христа – так называемого Сошествия Христа во ад. Кроме того, «Евангелие от Никодима» дало имена доселе неизвестным персонажам Евангелия – таким как Лонгин, солдат, пронзивший распятого Христа копьем, и Вероника, женщина, исцеленная от кровотечения (Лк 8:44) – как считали, именно она отерла своим платом кровь с лика Христа, несущего свой крест к месту Распятия [24].
Тексты такого рода ставят по меньшей мере два вопроса. Первый звучит так: в сколь великой мере за подробностями некоторых рассказов, вошедших в канонические Евангелия, равно так же стоит желание заполнить лакуну в сведениях? Это вполне могло произойти с рассказами о рождении Христа в Евангелиях от Матфея и Луки с их обилием персонажей – Захария, Елисавета, пастухи, волхвы – в историях, для которых трудно вообразить какой-либо исторический источник. Читатели Нового Завета, даже библеисты, как правило, не решаются – по крайней мере открыто – подходить к трактовке этих историй с таким же скепсисом, с каким все относятся к таким сочинениям, как «Евангелие от Никодима». Существует множество теорий и предположений, особенно вокруг Рождества – скажем, насчет звезды, за которой следовали волхвы; и дату рождения Иисуса, как кажется, все высчитывают по отношению к дням царствования Ирода Великого, о котором упоминает Евангелие от Матфея. И все же нам следует немедленно счесть такие моменты легендарными, если мы встретим их в апокрифических Евангелиях. То, что двое сыновей Симеона восстали из мертвых по Распятии Христовом – это, как кажется, явно легенда. Но вспомним Евангелие от Матфея (Мф 27:52–53), где сказано, что многие тела усопших святых восстали, когда Иисус умер на кресте, вошли в Иерусалим после воскресения и явились многим – ведь это, несомненно, тоже легендарная вставка, разве только намного более ранняя. Так апокрифические евангельские рассказы напоминают нам, что другие Евангелия, вошедшие в канон – даже пусть они древнее и пусть Церковь сочла их авторитетными задолго до того, как их неканоническим двойникам удалось хотя бы возникнуть – исходят из тех же мотивов, и несмотря на то что появились они «рано», это все равно произошло спустя десятки лет после тех событий, о которых они повествуют.