– Мне всегда нравятся ваши шоу, – ответила Ачак.
– Кто выступил лучше? – спросила Ния.
– Когда вы выступаете как Мусаи, есть только одно представление.
– Конечно. – Ния откинулась назад. – Но кто из трех приложил больше сил?
– Как, по-твоему, мы справились? – Ларкира перефразировала.
– Половина тех, у кого не было даров, упала в обморок, – пояснила Ачак. – И несколько из них врезались в стены.
Ларкира была не единственной в комнате, кто радостно улыбался.
– А ведь струны моей скрипки были совсем не новыми. – Арабесса оторвала кусочек сыра, проткнув его ножом.
– Наверное, лучше, чтобы так и оставалось, – сказала Ларкира.
– Да, – кивнула Ния. – Тем более в последний раз, когда такое случилось, пол украшали не только слезы.
Арабесса поморщилась.
– Обязательно было напоминать, да?
– В защиту Нии скажу, – Ларкира налила чаю своей старшей сестре, прежде чем наполнить чашки остальных, – такое было трудно забыть.
– Там часто попахивает, – согласилась Ачак, благодарно кивнув Ларкире, прежде чем сделать глоток.
Арабесса пожала плечами:
– Откуда я знала, как отреагируют неодаренные?
– Теперь это в прошлом. – Ачак откинулась на спинку стула. – Только двигаясь вперед, можно выучить урок.
– Но некоторые события из прошлого должны быть пересказаны, верно? – спросила Ния с надеждой в голубых глазах.
– И теперь мы подошли к истинной цели вашего визита.
– Это не единственная причина, по которой мы пришли, – оправдывалась Ларкира.
– Нет, но самая важная. – Ния отправила в рот еще одну шоколадку.
Ларкира взглянула на Нию, молча призывая к тишине.
– Я не питаю иллюзий относительно желаний дочерей Бассетт, – сказала Ачак. – Расскажу вам кое-что короткое, потому что ваш визит не продлится долго.
Ларкира нахмурилась, но не стала требовать дальнейших разъяснений. Если кто и мог чувствовать будущее с течением времени, так это Ачак.
– Джоанна… – Ачак произнесла это имя мягко, с любовью, выглядывая из темного круглого окна кухни. Без сомнения, древняя смотрела вниз сквозь серый, окутанный туманом вход, через который можно было добраться до матери девочек. – Ее любимым цветом был желтый. Ваш отец когда-нибудь говорил вам об этом?
Девушки покачали головами, Ларкира наклонилась вперед.
– Желтый, – повторила Ачак. – Цвет, который выглядел на ней просто ужасно. Конечно, мы с братом бесконечно напоминали ей об этом. Он словно делал ее лицо бесцветным. Когда она надевала что-то желтое, казалось, цвет действительно высасывает из нее энергию. Как будто сам воздух отвергал мысль о том, что она может носить этот оттенок. Но это не помешало Джоанне полюбить его. – Ачак улыбнулась. – Она даже оформила большую часть своей комнаты в желтом цвете. И часто говорила: «Почему мне должно нравиться только то, что мне идет? Разве я не могу любить этот цвет за то, что он прекрасен во всем остальном мире?» – Ачак поиграла со своей чашкой, проведя тонким пальцем по краю. – Такой была ваша мать. Ценила что-то лишь за существование – даже если не для себя, а для других.
Горло Ларкиры сжалось, ее магия закружилась от ощущения внезапной печали, одолевшей девушку, грудь сдавила тоска, когда история, которой поделилась Ачак, пронзила ее, оседая в памяти. С каждым кусочком информации личность ее матери становилась все более ясной, и Ларкира отчаянно хотела получить полное представление об этой женщине.
Снова эта знакомая боль глубоко внутри Ларкиры – вязкая вина – навсегда застряла в ее сердце, заставляя украдкой поглядывать на сестер. Неужели отчасти они ненавидели ее за то, что она отняла у них женщину, которую они могли обнимать, ощущать и слышать до того, как Ларкира появилась на свет? А затем Ларкире пришлось собрать все имеющиеся у нее силы, чтобы контролировать свои дары, ведь она снова и снова мысленно задавала давно преследующий ее вопрос: действительно ли моя жизнь стоила того, чтобы лишить мира такой прекрасной женщины?
Хотя Ларкиру и сестер связывали близкие отношения, они редко говорили о смерти их матери. И пусть Ларкира знала, сестры понимают, насколько трудно ей давалось изучение управления своей магией, она не могла остановить голос в своей голове, который спрашивал, не обижаются ли они на нее за всю боль, которую она им причинила.
Этот страх въелся ей под кожу, проник до самых костей, заставляя магию Ларкиры всегда быть на чеку, укол возмездия формировался в горле.
«Спокойно, – подумала Ларкира о своих силах. – Сохраняй спокойствие».
Эти слова навеяли воспоминания об еще одной фразе, которой Ачак давным-давно научили Ларкиру, во время одного из ее многочисленных ночных уроков с ними.
– Спокойным рукам покоряются самые тонкие иглы, – сказали Ачак. – Понимаешь? Тренируйся оставаться спокойной и сердцем и головой. Когда тебя окружает буря…
– Сохраняй спокойствие, – закончила Ларкира.
– Когда захочешь закричать…
– Сохраняй спокойствие.
Ачак улыбнулись и ободряюще кивнули.
– Если ты останешься спокойной, твоя сила тоже успокоится. Спокойная голова, спокойное сердце.
«Спокойная голова, спокойное сердце», – подумала Ларкира, цепляясь за слова, которые в конечном итоге помогли ей стать такой же собранной, как Ния и Арабесса во время использования магии.
Резкий стук в кухонное окно заставил Ларкиру подпрыгнуть.
Обернувшись, она увидела Кайпо, сидящего снаружи, его серебристая голова дергалась туда-сюда, прежде чем он снова постучал клювом по стеклу.
– Вот и вышло наше время, – сказала Ачак как раз в тот момент, когда на печи зазвенел маленький колокольчик. – Не только для вашего десерта, но и для того, чтобы вы возвращались в Джабари.
– Еще немного, – умоляла Ния. – Пожалуйста.
Кайпо снова клюнул в окно, и Ния бросила на него свирепый взгляд.
– Не я устанавливаю правила в вашем доме, – объяснила Ачак. – И, судя по настойчивости Кайпо, что-то подсказывает мне, что ваш отец зовет вас из Джабари, а у меня нет желания расстраивать короля.
– Честное слово, Ачак, – сказала Ния, – тебе уж точно не стоит бояться Короля.
Лицо Ачак помрачнело.
– Дитя мое, именно я больше, чем кто-либо другой, точно знаю, почему все должны бояться Короля.
Напряженная тишина окутала комнату, лишь потрескивающее пламя в камине заполняло пустоту.
– Хорошо, хорошо. – Ларкира встала, не желая разрушать маленький дар памяти их матери этой новой энергией. – Постарайся отведать несколько кусочков хлеба, прежде чем твой брат съест его целиком.
