– Я знаю, вам это покажется странным, – признал Дариус. – Но я не желаю, чтобы последствия подобного решения преследовали меня. Я лишь хочу, чтобы мои земли снова процветали, а народ был таким же счастливым, каким я его помню во времена жизни матери. Да и смерть кажется слишком легким концом для моего отчима. Если я прав насчет того, как выглядит одно из ваших выступлений, направленное на то, чтобы свести человека с ума, что ж, он будет страдать столько, сколько сможет.
«Возможно, и ему не чужда жажда мести», – подумала Ларкира, отчасти удовлетворенная услышанным.
– Если он будет вести себя так, как те люди в Королевстве Воров, на глазах у всех своих гостей, – сказала Арабесса, – его доставят прямо в сумасшедший дом. И там его ждет вечная боль.
Во взгляде Дариуса промелькнула искра, но он продолжал хранить молчание.
Никакое количество форрии не могло сравниться с силой трио Мусаи, поэтому план Ачак, целью которого было довести Хейзара до безумия на балу по случаю помолвки Ларкиры, казался довольно гениальным. Во-первых, чтобы герцога должным образом объявили нездоровым, тем самым лишив возможности управлять Лакланом, им требовались свидетели. Во-вторых, никто не должен был заподозрить, что в этом замешан Дариус, а тем более Ларкира.
Весь фокус заключался в том, как именно все должно быть сделано.
– Хорошо. – Ларкира выпрямилась. – Вопрос решен. И так как это было мое задание, в Забвение отправлюсь я.
– Нет, – быстро ответил Дариус. – Это мое бремя. Я отпра…
– Она моя мать, – перебила его Ларкира.
– Как и наша, – вставила Арабесса с теплотой во взгляде.
– Да, – согласилась Ларкира, и все внутри сжалось от вечно преследующего ее чувства вины, – но именно из-за меня она там.
– Ларкира, – одновременно сказали Ния и Арабесса.
– Ты не должна так думать. – Старшая сестра протянула руку, чтобы сжать ее ладонь.
– Но так и есть. – Слова прозвучали устало, когда знакомое чувство вины пронзило грудь Ларкиры, словно кинжал. – И мне не найти покоя, пока я не смогу извиниться.
– Дорогая, – Ния обняла ее. – Мы и не подозревали, что ты испытываешь нечто подобное.
Арабесса обняла обеих сестер.
– Никто не винит тебя в том, что случилось.
– Я виню. – Ларкира отступила назад, прогоняя слезы, так и норовившие выплеснуться наружу. – Я сама виню себя. Из-за моего крика она перестала дышать. Мое рождение стало причиной ее гибели. Скажите, разве это не правда?
Ни одна из сестер не ответила, их взгляды были полны боли.
– Поэтому видите… – Ларкира сглотнула, взглянув на всех, на Дариуса, чьи широко раскрытые глаза говорили, что он в полной мере понимает ее страдания. – Именно я должна отправиться туда.
Не говоря больше ни слова, Ларкира направилась к проему, который казался концом всего живого, ибо именно так и было.
Она замешкалась у входа, гадая, попытается ли кто-нибудь снова остановить ее, отчасти она даже хотела этого.
Но никто не произнес ни слова.
Одновременно боль и облегчение накрыли ее, пока она не почувствовала рядом чье-то присутствие.
– Позволь мне облегчить твою ношу, моя певчая птичка. – Голос отца поплыл вокруг нее.
Ларкира подняла глаза и увидела, как крупный мужчина, теперь стоящий рядом с ней, кладет в карман ключ портала.
– О, отец. – Ларкира бросилась к нему, не в силах больше сдерживать рыдания, когда он заключил ее в объятия. – Мне так жаль, – пробормотала она ему в грудь, вдыхая аромат дома – жимолости, согретой солнцем. – Я подвела тебя. У меня…
– Тише, милая. – Отец погладил ее по спине. – Ты никого не подвела.
Ларкира подняла голову, глядя в его добрые глаза.
– Но я открыла секрет Мусаи лорду Мекенне.
– Насколько я слышал, – Долион вытер слезу со щеки Ларкиры, – у тебя не было другого выбора, ведь ты помогала нуждающимся. А лорд и его народ очень нуждаются в нашей помощи.
– Так и есть.
– Тогда давай поможем им. – Отец обнял Ларкиру за плечи. – Благодаря Тайному обету наши секреты снова в безопасности, так что не нужно беспокоиться.
– Но как насчет…
– Моя дорогая, – Долион мягко перебил ее, – я очень горжусь тобой.
Боясь, что вот-вот хлынут новые слезы, Ларкира прикусила нижнюю губу. Она отчаянно цеплялась за слова отца, как будто они были вымышленными и ей нужно было услышать их снова.
Я очень горжусь тобой.
Все беспокойство, которое она испытывала с самого начала своей миссии, стремясь оправдать ожидания своей семьи, медленно исчезало.
– Мы с твоей матерью еще до твоего рождения знали, какая нас ждет судьба, и хотя я скучаю по ней каждую упавшую песчинку, ты – одна из лучших даров, которым нас одарили потерянные боги.
– Отец, – выдохнула Ларкира, когда он поцеловал ее в лоб.
– Пойми, чувство вины не должно влиять на твое решение.
Ларкира посмотрела мимо него туда, где ее сестры, Дариус, Зимри и Ачак наблюдали за происходящим с центра моста.
– Даже несмотря на это, – сказала она, отступая назад и вытирая слезы, – я должна пойти туда. Мне суждено пройти этот путь.
Долион долго наблюдал за ней, судя по его взгляду казалось, у него в голове крутится множество мыслей, прежде чем он остановился на одной, которая заставила его улыбнуться.
– Ты очень похожа на нее.
Ларкира затаила дыхание, ее сердце забилось быстрее. Впервые она услышала, как отец подтвердил ее догадки.
– Она будет рада увидеть тебя. – Отец достал что-то, спрятанное под одеждой, и протянул ей. – Любимчики твоей матери. Они помогут тебе найти ее.
Ларкира взяла у отца маленький пучок полевых цветов, желтые крапинки на их лепестках противились притяжению Забвения.
– Как я узнаю, куда идти?
– Просто продолжай идти, пока она не придет. И, моя певчая птичка, – Долион заправил выбившуюся прядь волос Ларкире за ухо, – помни, ты должна торопиться. В Забвении время течет иначе. Если забудешь, где находишься, пройдет больше лет, чем ты можешь представить.
Ларкира кивнула, бросив последний взгляд на свою семью, отца и, наконец, на Дариуса.
Взгляд лорда обжигал, словно он хотел многое сказать ей, но прежде чем она поддалась своему желанию подойти, Ларкира повернулась и, сделав глубокий вдох, шагнула сквозь туман и исчезла в Забвении.
Там ничего не было.
На веки вечные.
Ларкира не знала, ступила ли на землю или нечто другое, просто осознавала, что ее ноги двигались.
Не было ни света, ни тьмы, только бесцветная мгла и звенящая тишина. Ларкира не могла сказать точно, дышала ли, потому что ощущение воздуха, проходящего через ее легкие, казалось, не имело здесь значения.
