Крепче прижав цветы к груди, их желтый цвет сменился серым, Ларкира попыталась считать песчинки, однако не имела ни малейшего представления о том, как долго шла.
Ей казалось, что совсем недавно она прошла под каменной аркой. В то же время создавалось впечатлением, будто это было целую вечность назад.
Ларкира решила, что ей не нравится Забвение.
Она огляделась, пытаясь понять, как далеко ушла, но из-за тумана было невозможно определить какое-либо расстояние. Как ей найти дорогу обратно?
– Зараза, – пробормотала она.
Ларкира.
Она резко повернула голову влево. Снова туман.
Ларкира.
Голос становился все ближе, и хотя Ларкира не знала, бьется ли еще ее сердце, если бы так и было, оно определенно ускорилось бы.
– Привет? – Ее голос звучал приглушенно.
Ничего.
А потом…
Туман сгустился, будто собираясь вместе, чтобы создать очертания фигуры перед ней.
Женщина без четко различимого тела, только иллюзия плеча, обнаженной руки, возможно, ноги, и все это в окружении тумана. Не было видно никакой одежды, когда на Ларкиру смотрело выразительное лицо с высокими скулами, полными губами и длинными бесцветными волосами, плавающими волнами.
– Моя певчая птичка, – сказала женщина с нежной улыбкой. Улыбкой, которая соответствовала улыбке Ларкиры.
– М-мама? – Ларкира заставила себя стоять на месте, хотя ей очень хотелось упасть на колени.
Женщина кивнула, когда лишенные красок глаза, которые, как знала Ларкира, когда-то были зелеными, заблестели.
Они рассматривали друг друга, дух ее матери постоянно перемещался, в то время как Ларкира оставалась неизменной фигурой в своем платье и накидке.
«Все происходит на самом деле, – в отчаянии подумала она. – Она настоящая».
– Ты такая высокая, – в конце концов сказала ее мать, бархатистый голос навевал воспоминания о тенистом лесе и мхе, лежавшем меж деревьев.
– Как и ты, – слова вырвались прежде, чем Ларкира смогла их остановить.
Еще одна широкая улыбка.
– Да, твой отец оказался прав. У нас много общего.
– Я… – Слова застряли у нее в горле. Теперь, когда Ларкира стояла здесь с женщиной, о встрече с которой всегда мечтала, из-за которой испытывала всепоглощающую вину и по которой проливала слезы, она едва понимала, что сказать, а тем более почувствовать. Она лишь знала, что отчаянно желала находиться в этом моменте больше, чем в любом другом, который уже пережила. – Вот. – Ларкира протянула цветы. – Отец сказал, они твои любимые.
Женщина посмотрела вниз, в ее взгляде появилось больше тепла.
– Они прелестны. Этот мужчина никогда не перестает очаровывать.
Ларкира нахмурилась, когда Джоанна не сделала ни малейшего движения, чтобы взять их.
– Разве ты не хочешь забрать их?
– Лишь смерть может отправить кого-то или что-то в Забвение, – объяснила она. – Если бы я попыталась прикоснуться к ним, моя рука прошла бы насквозь.
– О. – Ларкира убрала цветы. – Но это значит…
– Что я не смогу тебя обнять? – Глаза Джоанны наполнились печалью. – Да, моя певчая птичка.
Ларкира проглотила свое разочарование. Как, должно быть, мучительно для ее отца понимать, что он не может даже прикоснуться к женщине, которую любит.
– Но давай будем благодарны уже за то, что потерянные боги проявили милосердие и позволили нам увидеть друг друга, – казалось, Джоанна читала мысли Ларкиры. – Ибо в некоторых мирах живые никогда не могут навестить своих мертвых.
При упоминании о том, что ее мать была именно такой, Ларкира сразу же поникла. Силы, благодаря которым она держала себя в руках, исчезли. Уронив цветы, которые тут же растворились в тумане, она закрыла лицо руками и заплакала.
– Дорогая. – Фигура ее матери придвинулась ближе, как будто облако, в котором она находилась, пыталось обернуться вокруг Ларкиры.
– Мне так жаль, – всхлипнула Ларкира. – Прости, что я заточила тебя здесь.
– Остановись, – слова Джоанны прозвучали довольно твердо, и Ларкира моргнула. – Единственное, что ты сделала, – родилась, как тебе и было предначертано.
– Но мой крик…
– Не он убил меня.
Услышанное заставило Ларкиру сделать шаг назад.
– Что?
– Дитя мое, я болела, когда родила тебя.
– Болела?
Кивок.
– Я поехала на север, навестить друзей. Погода выдалась не по сезону холодной, и у меня началась тяжелая лихорадка. К тому времени как я вернулась домой, существовала большая вероятность, что я могу потерять тебя. Ачак помогли мне приготовить настойку, чтобы ускорить твое рождение, хотя мы знали, что таким образом я подвергала себя риску. Роды – не легкий процесс, Ларкира. И в то время как твои первые крики были наполнены необузданной магией, единственное, что они сделали, это помогли облегчить мою боль, когда я держал тебя в своих объятиях, прежде чем меня забрало Забвение.
Все, во что она верила раньше, закружилось в голове Ларкиры. Никто никогда не говорил, что именно ее крик убил мать, но она всегда принимала это как данность. Особенно с учетом слухов, шепота и разрушительной магии, которая, как она чувствовала, зарождалась внутри нее, даже когда она едва подросла, чтобы самостоятельно выйти из детской.
– Отец узнал о нашем с Ачак поступке лишь после моей смерти, и какое-то время очень злился на всех. Он пришел сюда, только когда тебе исполнилось десять. Но я никогда не жалела о своем решении. Как иначе мои дочери станут теми, кем им суждено стать?
– И кем именно?
Джоанна улыбнулась:
– Подождем и увидим. А теперь, моя дорогая, пожалуйста, вытри слезы и поведай, зачем ты пришла. У нас осталось мало времени до того, как заберут еще один год.
Стараясь казаться храброй, Ларкира оттолкнула гору других вопросов к матери и рассказала ей все, что произошло и что она пыталась разузнать.
Стоило ей закончить, как фигура Джоанны закружилась перед ней, ее взгляд был задумчивым.
– Тебе нужно будет найти оренду. Это редкое растение, которое растет только на одном из небольших южных островов Эсрома.
– В скрытом подводном царстве?
Опять кивок.
– Но боюсь, это не самая трудная часть твоей задачи, – добавила Джоанна. – Оренду используют, чтобы на время сделать людей невосприимчивыми к магии, но тахопка охраняет цветок.
Ларкира побледнела:
– Я думала, их уничтожили.
– В Эсроме можно найти много того, что считается мертвым.
– Тахопка… – снова прошептала Ларкира.