По мере того как я забирался в самые темные уголки истории, моя задача по составлению хронологии климатических сдвигов XIII–XIX веков требовала расставлять самые широкие сети и зачастую строить догадки. Я старался выйти за рамки привычных стереотипов – описаний ярмарок на льду Темзы или знаменитого «года без лета» – и рассмотреть малый ледниковый период с глобальной точки зрения. Даже поверхностный взгляд на литературу позволяет увидеть обрывки и фрагменты климатических данных, а также множество человеческих реакций на непредсказуемые, постоянно меняющиеся температуры в таких отдаленных местах, как Китай, Новая Зеландия, Северная и Южная Америка.
Еще в 1990-х, когда я занимался исследованиями и писал эту книгу, климатические изменения не входили в политическую и научную повестку. К этой проблеме скептически относились даже историки и археологи. Если кто-то заговаривал об изменении климата в присутствии археологов, дискуссия обычно скатывалась к обсуждению концепции экологического детерминизма – упрощенной гипотезы XIX и начала XX века, сторонники которой объясняли ключевые исторические события, такие как появление сельского хозяйства, влиянием климатических сдвигов. Экологический детерминизм был развенчан задолго до того, как я написал эту книгу, – причем настолько основательно, что меняющийся климат стал считаться незначительным фактором развития человеческой истории последних 2000 лет и даже более ранних эпох. Но затем заявил о себе рекордный Эль-Ниньо 1997–1998 годов – и начались активные дискуссии об антропогенном глобальном потеплении, вызывавшие нервную дрожь у мирового научного сообщества.
Начиная с 2000 года мы наблюдаем революцию в палеоклиматологии, которая превращает косвенные данные о климате в поразительно точные хроники меняющихся метеорологических условий и позволяет составить подробную картину муссонных перебоев, циклов засухи и извержений вулканов. Мы вступили в золотой век палеоклиматологии. Исследования годичных колец деревьев на американском Юго-Западе, начатые почти столетие назад, теперь дают настолько точные результаты, что мы можем проследить количество осадков в каждом сезоне за последние 2000 лет. Анализ кораллов, а также осадочных отложений с морского дна и ледяных кернов из Гренландии, Антарктиды и Анд дал новую информацию о климатических сдвигах малого ледникового периода и более поздних времен. Сегодня специалисты по радиоуглеродному датированию даже определяют возраст отдельных семян и крошечных диатомовых водорослей, обнаруженных в образцах керна из морских глубин и пресноводных озер, чтобы датировать краткосрочные климатические явления. Новые исследования, посвященные малому ледниковому периоду, выявляют самые разные глобальные последствия многовекового похолодания. Зондирование пресноводных озер позволило выяснить, как засухи сказывались на древней цивилизации майя (далее я расскажу об этом более подробно). Пещерные сталагмиты представляют собой ценный источник данных о таких событиях, как крах Аккадской цивилизации на Ближнем Востоке более 4000 лет назад и природные катаклизмы в Северном Китае.
За последние 20 лет мы узнали намного больше как о малом ледниковом периоде, так и о предшествовавшем ему периоде средневекового климатического оптимума (ныне также известном как средневековая климатическая аномалия), поскольку нам стало доступно больше региональных данных. Теперь мы знаем, что период средневекового климатического оптимума (который длился примерно с 950 по 1250 год) стал, как ни странно, следствием Ла-Ниньи в тропической части Тихого океана
[285]. Ла-Нинья – явление, противоположное Эль-Ниньо. Ла-Нинья приносит похолодание, но также вызывает разные вторичные явления, в том числе увеличение количества осадков, циклы засухи, а иногда и повышение температур. С появлением новых данных мы стали лучше понимать процессы малого ледникового периода, который растянулся с 1250 года до конца XIX века и принес гораздо более низкие температуры на континенты Северного полушария к северу от тропиков. Похолодание, как мы теперь знаем, стало следствием постоянного высокого давления в Арктике, которое в свою очередь было вызвано низким индексом САО. Новые данные также показали, что малый ледниковый период принес не только холода – в разных частях мира установились сильные засухи, участились штормы и изменился уровень моря. Наконец, данные говорят о том, что в этот период внутритропическая зона конвергенции (или дождевой тропический пояс) значительно сместилась на юг, что вызвало резкие изменения в тропическом и субтропическом климате.
Еще один аспект малого ледникового периода, которому были посвящены недавние исследования, – это его первопричина. Например, в 2012 году канадские ученые выяснили, что небольшие ледяные шапки (такие как на острове Баффина и в Исландии), которые покрывали мох, когда ледники ежегодно наступали и отступали, могут служить надежным индикатором климатических изменений
[286]. Это дало уникальную возможность изучить кратковременные климатические колебания малого ледникового периода. Исследователи собрали 94 образца мха из тысячекилометрового разреза на острове Баффина. Эти образцы, датируемые периодом между 800 и 2000 годами, позволили выяснить, что летнее разрастание ледяной шапки началось внезапно, между 1275 и 1300 годами, и выразилось в массовом «отмирании» мхов. С 1430 по 1455 год холода значительно усилились. По-видимому, начало малого ледникового периода можно связать с необычным полувековым периодом, за который произошло четыре крупных извержения вулканов, выбросивших в атмосферу огромное количество вулканического пепла. Затем наступило похолодание – настолько сильное, что ледяные шапки уже не отступали вплоть до потепления в XX веке. Климатические модели и косвенные климатические данные указывают на то, что регулярная вулканическая активность в сочетании с низкой летней инсоляцией в Северном полушарии, вероятно, вызвала похолодание задолго до того, как знаменитый минимум Маундера 1645–1715 годов сделал возможным проведение зимних ярмарок на льду Темзы.
Крупнейшее из четырех извержений (и одно из самых масштабных за последние 7000 лет) произошло в 1257 году, но до недавнего времени никто не знал, где именно
[287]. Свидетельства были получены из полярных ледяных кернов: в них наблюдался всплеск содержания частиц вулканического сульфата. Конечно, это был один из многих всплесков, и он указывал только на одно из многих подобных событий, однако это извержение явно было самым значительным. Сульфатная нагрузка, по оценкам, была от 2 до 8 раз выше, чем при извержении вулкана Тамбора в 1815 году, которое вызвало знаменитый «год без лета», и при разрушительном извержении Кракатау в 1883 году. Недавно исследователи смогли установить источник извержения, сравнив состав мельчайших частиц вулканического пепла в слоях ледяного керна с частицами из вулкана Самалас на территории современной Индонезии.
