– Как же я рад тебя видеть, Кас. Уже пообщался с сыном, заберу его завтра домой.
– Не торопись, брат, – покачал головой Кассандр и, не обращая внимания на удивлённый взгляд Дигона, продолжил:
– Тисифона в чертогах? Если да, то пригласи её в свой кабинет.
Как бы тяжело ни было Кассандру, но скрывать деяния Медеиса он не собирался. О том, что он узнал от Даши, рассказал Дигону в присутствии Тисифоны. И если брат сначала неверяще пытался рьяно отрицать слова Кассандра, то стоило ему бросить взгляд на застывшую и смотрящую в окно жену, как все слова протеста оборвались, застыв в горле ледяным комом. Единственное, о чём умолчал Кассандр – о браслете Даши. Брат не был участником сопротивления и если бы Дигон потянул за ниточку в попытке узнать – кто изготовил браслет, то узнал бы, что его старший сын вляпался по самые уши в компанию таких же развратных и убеждённых в своей безнаказанности молодёжи. Кассандр решил, что разберётся сам с этими гадёнышами, но позже, после свержения Триады, во время зачистки.
Закончив рассказ, Кассандр с сочувствием посмотрел на брата. Дигон сидел в кресле с поникшей головой, вцепившись пальцами в волосы, словно хотел их выдрать, а в глазах плескалось отчаянное непонимание: «Как он мог такое допустить? Как не заметил?».
– Одно я хочу тебе посоветовать, брат – не предпринимай необдуманных, скоропалительных решений. Помнишь, ты когда-то рассказывал, как отец грозился отправить тебя на исправление за то, что ты лучом энергии чуть не спалил тренировочный полигон?
Дигон поднял на брата нечитаемый взгляд и кивнул.
– Так вот, лучше всё решить в кругу семьи и самому вынести наказание, – Кассандр поднялся и направился на выход из кабинета. Он прекрасно понимал – если информация вскроется и о деяниях Медеиса узнают остальные, его просто-напросто сошлют в восемнадцатую долину, где он и закончит свои дни. Но Кассандр хотел, чтобы племянник не просто понёс наказание, а стал на путь исправления, но это уже должен был решить сам брат.
– Спасибо, Кас, – услышал и, кивнув, вышел.
Некоторое время в кабинете царила гнетущая тишина, но вот послышался протяжный, полный боли мужской стон и Дигон, вскочив с кресла, подлетел к жене. Схватив её за плечи, вздёрнул на ноги. С трудом сдержался, чтобы не ударить и встряхнул ассианку как куклу, а губ сорвался рёв:
– Как? За что? Ты ведь всё знала! Тисифона, как ты могла?
Женщина, до этого не проронившая ни слова, вдруг начала стучать кулаками в мужскую грудь, попыталась вырваться и, когда у неё это получилось, отскочила от мужа. Вздёрнув подбородок, выкрикнула:
– Знала? О да – я знала! А ты, Дигон? Медеис ведь и твой сын, почему ты ничего не видел и не замечал?
– Я тебя убью! – порычал ассаинец, наступая на Тисифону, но она не сдвинулась с места, лишь сжала ладони в кулаки и воинственно посмотрела на мужа:
– Убей! Уж лучше смерть, чем быть тенью!
– Ну, надо же – бедная несчастная! – скривился Дигон, приближаясь: – В достатке, в роскоши!
– Роскошь? Да засунь её себе в зад, понятно? Единственное, что мне от тебя нужно было – это понимание и… – Тисифона всхлипнула и, не сдерживая слёзы, прошептала: – любовь.
От неожиданного признания, Дигон будто на стену налетел, замечая как лицо жены скривила гримаса душевной боли. Всего лишь на миг он опешил, но волна ярости вновь затопила сознание.
– Какая любовь? Ты идиотка? Это любовь тебя толкала, как последнюю шлюху, забраться в мою постель, когда я был пьян до невменяемости? Или любовь посодействовала тому, что ты, наплевав на все устои, решилась родить ублюдка, не спрашивая – хочу ли я этого ребёнка? А может от большой любви ты, родив, шлялась несколько оборотов неизвестно где и только после смерти моей избранной вдруг вспомнила о своём светлом чувстве? О да, вспомнила и побежала в чертоги Управления, чтобы заставить заключить с тобой союз.
– Я не шлюха! – с горечью вырвалось у ассианки. Сердце женщины пронзила такая обида и боль, что даже дышать стало невозможно. – И я не горела желанием ложиться под тебя и тем более заключать с тобой союз! Ты даже не попытался понять меня, хотя бы спросить – зачем, почему? Думаешь, я хотела этого союза?
– Так какого Деймоса ты вцепилась в меня как репей? Да и к чему ты сейчас завела эту хрень? Чтобы выкрутиться? Не получится, дорогая. Я тебя уничтожу, ясно?
Тисифона, отвернувшись в сторону, обняла себя руками и даже не шевельнулась, когда разъяренный муж, подскочив к ней, сжал её плечи стальными тисками. Только голову вскинула, прошептав:
– Ясно, Дигон. Мне уже давно всё ясно. Я исчезну из твоей жизни, как и Медеис, но прежде ты выслушаешь меня.
– Последнее желание? – лицо мужчины искривилось в злой усмешке: – Что ж, послушаю, но потом ты уберёшься из моей жизни. А с Медеисом я сам разберусь, – Дигон оттолкнул Тисифону так, что женщина едва удержалась на ногах. Отошёл к одному из шкафов, достал пузатую бутылку и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка, после чего устроился в кресле: – Давай жена, рассказывай, – велел мужчина. Махнув бутылкой и сузив глаза, проследил, как Тисифона тяжело опустилась на диван.
– Как думаешь, – прерывисто вздохнув, начала Тисифона, устремляя взгляд в чёрный провал окна: – какие мечты и желания могут быть у молоденькой девчонки? Желание обогатиться, выскочить замуж за нелюбимого, но знатного? Я тебя разочарую, Дигон, но я никогда не была алчной и не жаждала оказаться под аристократом. Я хотела тихого счастья, любви. Но у меня был отец, одержимый идеей возвысить род, вылезти из ниши прислужников. Ты был выбран не мною, а им. И каждый раз, когда у меня не получалось соблазнить тебя, я получала наказание. Нет, он меня не бил, но проучал он меня изощрённо. Ты хоть раз сидел в каменном мешке, который полон смердящими вырхами? С тех пор я до трясучки боюсь темноты, но ты, конечно, этого никогда не замечал. Я не буду рассказывать обо всех его зверствах, мне твоё сочувствие ни к чему. Когда отец узнал, что я беременна – он возликовал. Но ты сломал его планы – после долгого отсутствия привёл с собой избранную. Медеис не был нужен тебе и как бы мне не стыдно это признавать – он не был желанным и для меня. Я порою не могла к нему подойти, потому что помнила – сколько пережила ради его появления на свет. Да и не было необходимости с ним нянчиться, ведь заботу о ребёнке взял на себя мой отец.
– Да-да, я понял – ты бедная несчастная, – издевательски хмыкнул Дигон, когда Тисифона окунувшись в воспоминания, замолчала: – Ты мне что, хочешь поведать всю свою жизнь? – отхлебнул пару глотков из бутылки, старательно отмахиваясь от мысли, что действительно – за столько времени не узнал ничего о жене.
Тисифона перевела на него растерянный взгляд и, прикусив губу, опять отвернулась.
– Нет, прости, – прошептала женщина, встряхнулась и продолжила: – Как понимаешь – я не желала заключать с тобой союз. Я же видела – как ты тоскуешь по погибшей избранной. Но и выбора у меня не было. Отец всё сделал сам и в чертогах управления нашлись те, кто помог ему. Я до последнего надеялась, что ты откажешься, но, увы. С самого первого дня нашего союза ты мне дал понять – кто я для тебя. Мошка на стекле, грязная и недостойная твоего величайшего внимания тварь. Даже прислуга ни во что меня не ставила. Все твои игрушки-улейли на меня смотрели с презрением и, не стесняясь, обсуждали то, как ты их ублажал ночами. Когда же ты затащил под себя Паланта Медеиса – это стало последней каплей. Вот тогда я и взбунтовалась. Это я изжила первого Паланта, дорогой. Я сделала всё, чтобы девчонка сбежала в услужение к твоему подчинённому. С трудом, но я навела порядок в твоих чертогах, и с тех пор никто из прислуги более не смеет смотреть на меня как на отходы жизнедеятельности гидры. Медеис рос, глядя на твоё отношение к окружающим, наблюдал, как ты относишься к Биассу и часто задавал вопрос: «А почему папа меня не любит? Я плохой?» А папе было всё равно, папа даже не знал, что у сына искорёжен дар.
