Более того, некоторые двери во дворец оказались незапертыми…
Кровать Людовика XVI, послужившая убежищем королевской семье
Толпа ринулась по лестнице, которая вела прямо в покои ненавистной королевы. Орали: «Смерть австриячке!» (они звали ее «австриячкой» – как у нас звали «немкой» последнюю царицу).
Гвардейцы, охранявшие покои Марии-Антуанетты, обнажили шпаги. Они успели прокричать: «Спасайте королеву!» – но бой был короткий. Один упал, заколотый, голова другого закачалась на пике.
Пока толпа ломала запертые двери, Антуанетта успела спастись по потайной лестнице, которая вела прямо в спальню короля (по этой лестнице прежние Людовики отправлялись к своим возлюбленным).
В это время проснувшийся Лафайет вскочил на коня и поскакал во дворец.
Затопившая двор толпа в мрачном молчании расступилась.
Разъяренная толпа у стен Версаля. Гравюра XVIII в.
Лафайет вошел в покои короля под яростные вопли, доносившиеся со двора: «Короля и королеву – на балкон!»
Потерявший власть и над своей гвардией, и над этой беснующейся толпой, маркиз Лафайет сказал: «Ваше величество, для успокоения толпы… придется…»
И они вышли на парадный балкон дворца. Первым появился король, за ним – королева, держа за руки детей… Ненавистная мотовка-«австриячка» стояла перед толпой, которая ее ненавидела. В толпе – ружья, пики. И камни – любимое оружие революции.
Маркиз де Лафайет и Мария-Антуанетта на балконе. Гравюра XIX в.
Она все понимает, но гордо стоит, презрительно подняв прекрасную голову. Она не умела ее склонять. Когда ее привезут в тюрьму Консьержери, она разобьет лоб о притолоку камеры.
Этот страшный миг мог стать для нее последним. Спас маркиз Лафайет. Он вышел на балкон и, низко склонившись в галантном поклоне, поцеловал королеве руку. И они вспомнили, что они французы.
В последний раз тогда она услышала крик: «Да здравствует королева!»
Возвращение из Версаля. Гравюра XVIII в.
Потом, будто опомнившись, толпа заревела: «Короля и королеву – в Париж! Пекаря, пекариху и пекаренка – в Париж!»
И они поехали. Это была траурная процессия. Впереди Национальная гвардия везла пушки. В ружья гвардейцев были празднично воткнуты букетики цветов. За ними следовало пятьдесят карет с мукой. И наконец – золотая королевская карета, в которой когда-то выезжали могущественные Людовики. Сейчас в ней сидели безвластный король, униженная королева и их дети.
Так умирала восьмисотлетняя великая монархия.
Они въехали в Париж. Их должны были поселить во дворце Тюильри. Дворец этот короли не посещали давным-давно, и был он в полном запустении.
Но по дороге в Тюильри им пришлось остановиться у мэрии.
Жан Сильван Бальи. Пьер-Мишель Аликс. 1795 г. Национальная библиотека Франции
Людовик в окружении революционной толпы. Гравюра XVIII в.
Там разыгралась незабываемая демократическая сцена: король Франции вышел на балкон вместе с Бальи, вчерашним главой Национального собрания, а нынче мэром Парижа. И они взялись за руки – к восторгу толпы. На голове короля красовалась знаменитая королевская шляпа, к ней была приколота… революционная трехцветная кокарда! Так они и стояли, держась за руки, – два будущих мертвеца. И революционеру Бальи, и низвергнутому королю революция уготовила одну участь.
Наступила их жизнь в Тюильри. Караулы Национальной гвардии вокруг дворца. Охраняют и стерегут. Людовик де-юре по-прежнему являлся королем Нации и де-факто – ее пленником. По вечерам к ним приходил командир гвардейцев маркиз Лафайет – проверить, не убежали ли, не покинули ли они возлюбленный народ.
В Тюильри они получили письмо.
Мирабо. Гравюра XIX в.
Это было знаменитое послание, которое доныне волнует историков. Письмо королю написал… великий революционер Мирабо! Самый влиятельный человек во Франции. Его голос считался голосом Нации.
Но дерзкий Мирабо – по убеждениям конституционный монархист. Для Мирабо и его соратников все, ради чего они затеяли революцию, уже свершилось. Деспотия повержена. Теперь они легко заставят короля принять нужную конституцию, и хватит!
Но Мирабо уже почувствовал, куда несет революционный поток, как начинают действовать демонические силы, разбуженные революцией. Но не понимал, что остановить их уже нельзя…
Они, свершившие революцию, не управляли революцией. Им только казалось, что они ее отцы.
Запомним: у революции не бывает отцов. У нее есть лишь дети, беспомощные дети.
Революцию можно начать, но как ее закончить?!
Мирабо верил, что в его власти остановить лавину, которую они сами породили. В своем письме-меморандуме он объяснял Людовику, как успокоить Нацию. Надо прежде всего создать воистину ответственное министерство. Назначить министрами только тех людей, которым сейчас верит народ. Естественно, главой этих министров должен был стать сам Мирабо. И это справедливо – Мирабо в это время был неофициальным правителем Франции.
Но в письме имелся пункт, который вызывает брезгливое чувство, – Мирабо просил деньги у короля.
Между тем, с точки зрения графа, здесь не было ничего постыдного. Он как бы возвращался, пусть и тайно, на службу к своему государю. За службу положено платить жалованье. Деньги этому моту, обожавшему женщин, многих женщин, требовались постоянно и в огромном количестве.
Первая реакция королевы была высокомерной и злорадной. Она презрительно сказала: «Надеюсь, мы никогда не будем настолько несчастны, чтобы прибегнуть к помощи господина Мирабо». Но жизнь уже научила ее думать. Поразмыслив, она поняла: другого такого союзника у них никогда не будет.
